Наталья Землянская - Наследники Белого слона

Я ещё не успела понять, что это , как появился суровый Вишневый Лакей. Он нагнулся ко мне откуда-то сверху – сквозь ставший прозрачным потолок – и выдернул за руку из этой гущи зелёных халатов с профессиональной тревогой на лицах. А эти люди в операционной даже ничего не заметили, и мне стало смешно. По пожарной лестнице мы поднялись на больничную крышу – там уже ждала Карета и весело всхрапывали Кони…

***

Карета привезла меня тогда прямо на Набережную. Из-за дальнего столика в тени ивы мне помахала рукой Королева. Я бегом спустилась вниз по мраморным ступеням и плюхнулась рядом с ней на стул.

– У тебя забавный вид, – засмеялась она. Ну, если окровавленные бинты выглядят смешно… – Иди, поплавай, – всё ещё смеясь, предложила она.

Я остатки моих одежд, старательно изрезанных хирургическими ножницами, и с разбегу прыгнула в искрящиеся зелёные волны. Я ушла под воду с головой – здесь было очень глубоко. Прохладная, горьковато-солёная глубина приняла меня в свои объятия, смыла кровь и боль, зализала раны. Я оставалась в этом тёмном, беззвучном мире насколько хватило лёгких. Потом вынырнула, хватая воздух, и поплыла к чёрным камням. На моих мокрых ресницах сверкали алмазные капли, небо было ослепительно-голубым, и в этом голубом шёлке плавилось солнце… Как же это было хорошо!

Вылезла на большой камень, постояла, ощущая ступнями мягкие живые водоросли. Волны разбивались у моих ног, рождая мириады брызг, и далеко-далеко на горизонте виднелся парус.

…Потом я сидела на каменном парапете, горячем от солнца, и официант принес мне большое полотенце и высокий бокал с соломинкой.

И я надеялась, что уж теперь-то останусь тут навсегда.

– Здесь тебе не рай для зазевавшихся водил! – фыркнула Королева. Небрежно откинувшись в плетеном кресле, она смотрела на меня ласково и насмешливо.

– Выходит, я… не умру? – свет солнечного дня разом померк.

– Ты выкарабкаешься! – нежно приободрила она, допивая коктейль, и, опустив вниз руку, поставила свой бокал прямо на мраморные плиты.

– Но почему… – я вспомнила мертвенный синеватый свет ламп в операционной, свою боль, страх и запах – запах стерильности и беды. – Почему я не могу остаться здесь насовсем?!

– Я не знаю! – искренне удивилась она. – Но отчего ты решила, что, умерев, попадёшь сюда ?

– Но ведь ты-то… – начала было я и осеклась.

Когда-то, очень давно, где-то в ином мире, в городе, похожем на этот, мы были очень близки, нас связывали крепкие узы, а потом… Потом…

– Я понимаю, о чём ты подумала… – тихо и ласково сказала она. – Но это не так. Ты же знаешь

И тут я увидела за дальним столом высокого черноволосого парня. В его карих её глазах билось солнце. У пирса как раз появился новый парус. "Быть может, он приплыл на этом корабле?", – подумала я. "Это, верно, его я видела у горизонта…" Мужчина поймал мой взгляд, поднялся, и подошёл к нам. Он почтительно преклонил колено перед Королевой – и как только узнал её в пляжном наряде! Мне же – едва кивнул, но его глаза не умели врать…

– Это – Мореход, – с великосветской учтивостью представила его Королева и, чуть теплее, добавила: – Мореход, познакомьтесь с Валери!

Я не помню, о чём мы разговаривали тогда. Помню только крикливых чаек, что с пронзительным хохотом носились вокруг, на лету ловя кусочки хлеба; помню, ветер дул с моря, подгоняя белогривые волны… Мы смеялись чему-то… Мореход и Королева – у них были такие прекрасные лица…

Потом она коснулась губами на прощание моей щеки, и заторопилась вверх по мраморной лестнице. А мы Мореходом остались на дощатом пирсе. Над морем буйствовал закат: оранжевое солнце садилось в море, окрашивая вечереющее небо и пенные облака в розовый, лимонный, сиреневый…

–Ты поплывешь со мной? – и мы удрали на Острова.

Мы провели целое лето посреди теплого синего океана – там, где протянулась цепочка белых песчаных островков. Сидели под пальмами или бродили по песку, или просто лежали у воды: волны лизали берег, и мы смотрели, как выплывают из морских глубин огромные черепахи и, скользя ластами по песку, копают ямки для будущего потомства. Иногда мы превращались в дельфинов и резвились в волнах, высоко выпрыгивая вверх, и солнце блестело на наших спинах. Вечерами он разводил костёр, и при его отблесках рождались самые нежные ласки…

Как-то я спросила его:

– Ты всё время живешь здесь?

Он задумался:

– Нет.

Во мне вспыхнула безумная надежда, но он покачал головой:

– Мой мир совсем не похож на этот. Я помню лёд, кругом один лёд, и из трещин во льду – столбы огня… – Потом он вдруг прищурился лукаво: – Да и я не такой, каким ты меня видишь.

Я рассмеялась:

– На кого же ты похож?

– Скорее, на него, – он тоже засмеялся: мимо деловито семенил большой краб. Позже мне пришло в голову, что возможно, и меня он видит как-то иначе?

– Ты очень красивая, – ответил он.

– И что же тебе нравится больше всего?..

Но он учуял подвох, и с самым серьёзным видом ответил:

– Твои клешни. Они такие большие!

И снова длились море, небо, нежность… Но однажды, выходя из воды, я увидела Вишнёвого Лакея. Он стоял на песке, заложив руки за спину, и смотрел сквозь меня. Горбоносое лицо под белым париком было бесстрастным. Затем он отвернулся и не спеша направился к Карете, стоявшей прямо на мелководье. Кони пили морскую воду…

***

…Когда я пришла в себя было утро. В окно больничной палаты заползал одуряющий запах улицы.

– Мы думали, что потеряем вас, но вы удивительно живучи!..

Чередой мелькали лица: Б.Б, Амалия, ещё кто-то… Из этой нескончаемой ленты посетителей я особенно запомнила одно лицо – мою домовладелицу. Ведьма склонилась надо мной с букетом синих роз и прошипела:

– Это было только предупреждение, моя дорогая! – и положила цветы мне на кровать, словно на могильный холмик.

Кажется, я тут же велела сестре выкинуть их. А когда я слегка окрепла, лечащий врач сказал мне на очередном обходе:

– Я сожалею, что приходится это говорить, – и на лице его было подлинное сочувствие, – но вы теперь не сможете иметь детей. Мне очень жаль, поверьте… – так сказал он, а на тумбочке опять откуда-то появились синие розы.

***

Вернувшись тогда из клиники домой, я обнаружила очередной сюрприз. На диване перед телеком, хрустя какой-то дрянью, сидели Дрипс и… крохотная, как он, пухлая особа: ковбойская шляпа на рыжих локонах, засаленный джинсовый сарафанчик, клетчатая блуза, а поверх джинсы – потёртый кожаный фартук.

– Это Дрипзетта, – сияя, сообщил он. – Я выписал её с одной фермы наложенным платежом. Счет у телефона. Красивая, да?.. – у красивой в волосах торчали соломинки, и вся она восхитительно благоухала коровником.