Наталья Землянская - Хроники Шеридана [litres самиздат]

…Был тот волшебный час, когда Долина и небо остались наедине друг с другом. Жёлтое всевидящее око догорало где-то у самого края земли, его прощальные лучи дарили облакам новые одежды, а к коричневым Холмам, ограждающим Долину на востоке, подкрадывались на цыпочках мягкие весенние сумерки.

– Тебе пора домой, Мэрион, – сказал Священник, когда последний вздох старенького органа растаял под куполом церкви. Человек прислушался, точно ожидая чего-то ещё, но не дождался, и убрал руки с клавиш. – Пора, малышка, – повторил он и улыбнулся.

Девочка лет десяти нехотя слезла со стула, сунула подмышку мячик, и серьёзно пообещала, сдвинув брови:

– Завтра я опять приду!

– Обязательно, – подтвердил Священник, и в высохших уголках его глаз собрались веселые морщинки.

Девочка затопала к выходу, стуча мячом по жёлтым квадратам света на некрашеных сосновых половицах. В дверях она обернулась:

– А жалко, что я ещё не доросла до педалей, правда?

– Ничего, уже скоро! – пообещал он, – Ну, беги, да не забудь передать привет Бабушке!

Насвистывая, – Бабушка строго-настрого запрещала ей свистеть, но здесь же никто не услышит! – девочка спустилась с холма, вершину которого венчала церквушка, и запрыгала по одной из многочисленных тропинок, извивающихся по дну Долины в направлении Города. Мячик послушно скакал впереди, пока не устал, тогда он просто покатился рядом.

– Эх, ты! – презрительно фыркнула хозяйка. Мяч обиделся и укатился в траву. – Думаешь, я стану тебя искать? – крикнула она вдогонку. – Как бы ни так!

Впрочем, она и не смогла бы этого сделать: густые зеленые стебли, обступившие дорожку, доставали ей едва не до плеча. Она уже собиралась бежать дальше, как вдруг услышала:

– Девочка-девочка! Куда ты идешь?.. – тоненький голосишко, старавшийся казаться «очень страшным», никак не мог принадлежать ее резиновому приятелю. Она заинтересованно огляделась, а тут и ещё один запищал точно эхо: – Девочка-девочка!

– А вы где? – в ответ захихикали. Мэрион надула губы: – Ну и пожалуйста! Смейтесь, хоть до утра, а я пошла…

И вдруг она увидела: возле самых ее ног лежат два зеленых шарика, чуть поменьше кулака, и таращат на нее синие глазки-пуговки в оправе красноватых белков.

– Ой, какие… какие зелепусики!!! – на мгновенье задохнувшись от неожиданности, восторженно завопила девочка. «Зелепусики» польщёно переглянулись. Она присела на корточки и потыкала одного из них пальцем: он был теплым и упругим.

Не ожидавшие подобной прыти зелёные шарахнулись в траву.

– Вы откуда такие? – спросила Мэрион, и на четвереньках подползла ближе.

– Оттуда! – многозначительно сообщили они.

Словечко это, ничего толком не проясняющее, прозвучало на зависть восхитительно и таинственно. Она постаралась сделать равнодушное лицо, словно ничего такого особенного и не услышала, и сказала небрежно:

– Так я вам и поверила! А я вот зато живу в замке! Настоящем! С привидениями! Кстати, я – Мэрион. А друзья и родные зовут меня Рио, – так прикольнее…

Тут она приврала: привидение было всего одно, да и то его никогда никто не видел. Но слышали многие, – а это, сами понимаете, что-нибудь да и значит.

Но «Зелепусиков» интересовало совсем другое:

– Мы есть хотим… – сообщили они. Это прозвучало немного зловеще.

Проворно отползя назад на тропинку, Рио выпрямилась, стряхнула с колен налипшие комочки земли и травинки, и с опаской уточнила:

– Думаю, вам вряд ли сгодится на ужин такая тощая девчонка?

– О нет, конечно! – поспешно и учтиво заверили голубоглазые. – Мы не едим чего попало.

Рио нахмурилась. Ей не понравилось такое определение. Но, может, оно и к лучшему… Мимолётное возмущение тотчас уступило место любопытству:

– Кто же вы такие?

– Мы тебе расскажем. После… Если ты нам понравишься, – отвечал один, а второй добавил: – Ты случайно не хочешь ли пригласить нас в гости?

– Может быть. Если вы мне понравитесь… – в тон отозвалась она, соображая, как поступить.

Очень уж ей хотелось прихватить с собой загадочных симпатяшек: она заранее представляла, какой фурор произведет ее появление среди друзей с этакими зелепусами в кармане! Хотя в карман они, пожалуй, не влезут… Да и не в этом дело. В каком качестве представить новых знакомых? В роли домашних питомцев?.. Мама вряд ли обрадуется, тем более что у нее уже есть кот и удав. Последний, правда, жил в доме на подпольных правах, точнее, на подкроватных. Вдруг ей вовсе не разрешат завести зелепусиков? Да и Папа… А уж Бабушка!.. Не стоит даже и заикаться об этом. Если же представить зелененьких в качестве гостей…

В их доме постоянно гостили полчища родственников и знакомых – некоторые даже оставались жить годами как, например, тетка Люсильда или дядя Винки. Но они все были людьми, а эти…

– Ну?! – нетерпеливо спросили они. – Ты покажешь нам поразительный пример гостеприимства и радушия или нам придется горько разочароваться?

«А! Была, не была!» – подумала Мэрион. В конце концов, дома полно еды, места – и того больше, и вовсе необязательно докладывать всем подряд, что у тебя завелись новые приятели.

Тропинка плавно перешла в мощеную белым камнем дорожку, а та – в широкую мостовую. В домах уже зажигали огни, и девочка прибавила ходу. Зелепусики, сжавшись до размера шариков для пинг-понга, лежали в кармане ее джинсовых шорт. Мэрион услышала, как часы на Городской Ратуше пробили девять.

– Опаздываю… – пробормотала она.

Бабушка терпеть не могла, когда кто-нибудь задерживался к ужину.

Но как ни озабочена была Мэрион, как она ни спешила, от ее внимания не ускользнуло одно необычайное обстоятельство: Центральный перекресток – самое оживленное место Города, место, где сходились все дороги, все улицы – был тихим и пустынным, точно все вокруг вымерло. Это в пятницу-то вечером!.. Не звенели трамваи, не шуршали шины полицейских авто, не цокали подковы конных экипажей, не слышно было ни голосов, ни шороха шагов, даже жалюзи в кондитерской Папаши Дю были опущены. Уши девочки уловили лишь слабые отблески обычной вечерней жизни: приглушенное звяканье посуды за полуоткрытыми окнами, далекую, еле различимую мелодию да шепот опавших листьев по тротуару… Весенний вечер словно окутал все вокруг мягкой сиреневой вуалью, поглотившей звуки и движенья, напоившей воздух сладкой успокоительной истомой – день кончен, грядет покой, – но сквозь это умиротворение сочилась едва уловимая тревога.

И тут Мэрион заметила неподвижно стоящего высокого человека, одетого в темное: длинный до земли плащ, высокие сапоги и широкая шляпа конусом, скрывавшая лицо. В какую-то долю секунды ей показалось, что у него и вовсе нет лица, – только сгусток темноты под обвисшими полями. Но ей некогда было его разглядывать, и она бегом свернула в переулок, унося в душе ощущение непонятного мимолетного беспокойства, а в памяти – видение: гаснущий вечер, пустая улица, тишина, ветер, листья – и острый темный силуэт, словно гвоздь, вбитый в самое сердце Города…