Людмила Евграфова - Бабочки и хамелеоны

Она дотянулась до халатика, висевшего на спинке стула, и ногами нащупала разбросанные по углам кровати комнатные тапочки.

– Не уходи, – услышала она сонный голос Павла. Он удержал ее за руку, – без тебя мне нечем будет дышать….

– А со мной?

– А с тобой – его руки перехватили ее за талию, – я задыхаюсь от нежности…

– Значит, выбора у тебя нет. Так и так умирать! – пошутила она, освобождаясь от его скользящих все выше и выше рук.

– Выбор есть. Помнишь: с любимыми не расставайтесь…

– Мне надо. Я сейчас приду, не капризничай, – поцеловала она его, но почему-то было приятно, что он «капризничает». Алла, человек вполне решительный, смелый в критические минуты, и в состоянии взаимодействия с противоположным полом ощущала недостаток той мягкости и нежности, которыми с избытком обладал Павел. Ее характеру вполне отвечало поклонение и рыцарское служение Павла. В конце концов, люди, стесняющие твою свободу, неожиданно вторгающиеся в твою жизнь, совершенствуют твой характер, делая его более гибким. Она почувствовала признательность к Павлу за то, что он открыл в ней такие удивительные стороны.

Внезапное вчерашнее появление соседа на пороге ее квартиры нарушило отлаженную и упорядоченную жизнь, спутало привычное течение времени, разорвало и ту тонкую ниточку, которая недавно протянулась между ней и Николаем Петровичем. Всего несколько дней назад она была готова к небольшому приключению, а теперь эта ниточка казалась энергетическим шнуром, через который ею чуть не воспользовался чужой . Этот шнур мгновенно был разрушен появлением Павла. В глазах соседа Алла увидела такое , отчего как в молодости защемило и забухало сердце; такое, что бывает только во сне: необъяснимое ощущение восторга, фантасмагорическое соединение яви и самых смелых галлюцинаций. А эта его необыкновенная нежность прикосновений, от которой подкашиваются ноги, и тяжелеет внизу живота… Алла оказалась совершенно незащищенной, как та крепость, ворота которой предатели ночью открыли осаждающим настежь.

Проводив гостей, Алла с Павлом вернулись в ее квартиру. Все, что потом случилось, произошло гораздо проще, чем представляла себе Алла. Перешагнув порог, они посмотрели друг на друга и обнялись, как давно не видевшиеся влюбленные. Поцелуй Павла почему-то вызвал у Аллы спазм и легкое головокружение, отчего она стала оседать в его руках. Он отнес ее на постель. Чтобы облегчить ей дыхание, Павел расстегнул кофточку и захлестнулся жалостью, увидев шов от давнишней операции, идущий от солнечного сплетения почти до пупка. Он нежно коснулся губами тонкой белой линии, чем, в свою очередь растрогал Аллу. Этот шов видели все любившие ее мужчины, но никто, кроме Павла, не выразил такой непосредственной реакции, которую обнаружил он, представив себе ее прошлую боль.

Павел как-то очень естественно стал раздевать ее дальше: медленно снял с нее колготки и то, что было под ними, потом легчайшим массажем ступней и пальцев ног, довел Аллу до экстаза. Она и не подозревала, что там имеются сильнейшие эротические точки. Ей уже нестерпимо хотелось, чтобы он немедленно овладел ею. Нежность и ласка, с которой Павел прикасался к чувствительным зонам ее тела, повергли Аллу в незнакомую ей до этого дня истому. Всю ночь она была пластилином в руках страстного и неутомимого Павла. Заснули уже под утро, но и во сне, казалось Алле, шел обмен их биополями.

– Иди ко мне, – прошептал Павел вернувшейся Алле.

– Я и так на десять процентов отработала больше своей мощности.

– Сейчас у тебя откроется второе дыхание, – засмеялся он и закрыл ей рот поцелуем. «Как хорошо, что уже каникулы и не надо идти на уроки», – подумала она. В это мгновение ей захотелось оказаться с Павлом на необитаемом острове. Его ласки снова вызвали у нее нестерпимое желание. Она забыла о школе, старшеклассниках, зиме за окном и чувствовала только его горячее дыхание и нежные руки, от прикосновения которых кожа покрывалась пупырышками, как в детстве после купания.

Через час, приняв душ, и приведя себя в относительный порядок, Алла прошла на кухню. Открыла холодильник, задумалась, чем бы им позавтракать. Хорошо, что Павел не опустился до набивших оскомину киношных штампов, когда возлюбленный с глупой улыбкой тащит своей даме кофе в постель. Дурость какая! Кстати, а что ест Павел?

– Чего нам больше хочется, севрюжины с хреном или конституции? – процитировала она чеховский афоризм.

– Нам хочется контрибуции, – ответил ей Павел.

– Однако!

– Дань с побежденного – законное право.

– Ты просто оккупант! Могу предложить горячий кофе и наше радушие, – улыбнулась она, шутливо разведя руками.

– Подожди, я сейчас, – вдруг вспомнил о чем-то Павел и выскользнул за дверь. Появился через несколько минут, свежий, благоухающий, с тарелкой в руке. Алла усмехнулась, вот вам и штампы…

– Что это?

– Это язык заливной, холодный.

– Откуда?

– Сам вчера старался.

– Так, так… ты еще и повар?

– Я многое умею. В экспедициях научился костер разжигать, когда спички намокли, суп из топора варить…

– Но не язык же заливной?

– Это ерунда – прикладное искусство к пшенной каше с тушенкой.

– Не скажи, для меня это высший пилотаж, обычно я в справочник по домашнему хозяйству заглядываю.

– Ничего, я еще многому тебя научу, – хитро подмигнул он ей и спросил: – Какие у нас планы на сегодня?

– Надо подумать.

– Раз.

– Сочинить для новогодней вечеринки поздравления …

– Два.

– Решить, брать тебя завтра с собой, или не брать…

– Это главное, с этого надо начать! – утвердил Павел.

– Иванов, мало того, что ты пьяница, ты еще и большой нахал!

– Ну, что я большой нахал, это принимаю без возражений, а что пьяница – наговариваете Вы на меня, Алла Сергеевна.

– А как же твои алкогольные подвиги?

– Непризнанный актерский талант. Олег Табаков местного разлива. Я не знал, с какой стороны к тебе подойти, на какой козе подъехать!

– То есть?

– Ты же в упор меня не видела! Пришлось разыгрывать спектакль: бутылка пива в горло, волосы в художественном беспорядке, глаза безумные и звонок в дверь.

– Ну, ты даешь, Айванов, – произнесла Алла его фамилию на английский манер.

– Даю, – согласился он, – помнишь, когда вы въехали в эту квартиру, я пацаном еще был?

– Не помню.

– Естественно. Лет семнадцать прошло. У тебя тогда с Глебом проблемы начались. Ты ходила потерянная. Когда мы встречались на лестнице, или в коридоре – равнодушно бросала мне «добрый день», а я, как дурак, ночами не спал, от встречи с тобой меня то в жар, то в холод кидало… Ты не обращала на меня никакого внимания. Пришел срок – я ушел в армию, потом учился в Ленинградском Горном институте. Экспедиции, командировки, работа, в общем, забыл тебя. Родители на пенсию вышли, в Новгород уехали, мне, стало быть, квартиру оставили. Я несколько лет думал, возвращаться на Север или нет? Пока думал, один раз, для эксперимента, даже женился…