Евгений Август - Самсоны и Голиафы

Проехали через несколько шлагбаумов к заднему входу. На каждом Гера неизменно делал короткий гудок, и старички в выцветших формах цвета хаки давали отмашку: узнаю, мол; и волшебные палочки взмывали вверх.

– Это не наши. Чоповцы охраняют периметр. Еще со времен завода пошло. Нас пускают как арендаторов, номера записывают. Хотя чистая формальность. Хах, помню, год назад из соседнего ангара по рельсам стырили вагон с бензином. Никто даже не доложил – просто не заметили. Охраннички. А как крутым словцом из кроссворда козырнуть – это у них профессиональный прикольчик.

– А чё мы с заднего, а не простираясь вперед?

Я решил помучить память цитатами Святого Павла. Вроде не перепутал ничего.

– Гляди-ка, помнишь! Почитываешь, что ли? А дальше как, Разумовский?

– Стремлюсь к цели, к почести высшего звания во Христе Иисусе, – сам от себя не ожидая таких успехов, я улыбнулся с приятной почему-то теплотой.

После нескольких непредсказуемых поворотов бесшумно подкатили к задним воротам уже непосредственно нашей (вашей, Тимон?) территории. На поверку оказалось, что в багажнике у моего горца лежала баранья туша, и нам ее надо было доставить для завтрашней вечери любви. Обжираловка -двумя словами. Или банкет – это если одним.

Мы вышли из авто, а багажник в это время сам открывался. Я хотел было посмотреть на убиенного, но друг мой горец, видимо, расценил это как порыв поработать и строго, отрицательно, еле заметно повел головой:

– Братан, ты тут гость или на стройке?!

Мой друг снова улыбнулся и махнул куда-то в сторону тонированных стекол у входа на территорию. Я задумался, зачем таскать мясо на стройке, но не додумал, – из калитки вывалились два небритых, но веселых, можно даже сказать – счастливых мужичка и тепло обнялись сначала с Герой (его еще и поцеловали), а потом и со мной. М-да, так тепло в белокаменной обнимают разве что обращающихся из армии. Даже запах бетона и горелой сварки с примесью борща и сала не перебил братский дух. Что-ж, тут уютно, надо признать. Мужички после кивка Геры резво взяли барана и хотели было тащить вовнутрь, но резкий, поставленный окрик их остановил:

– ПОВАР ДОЛЖЕН САМ НЕСТИ БАРАН!

Сила такого голоса остановит и быка на родео. Хозяина я узнал сразу, вернее, и не забывал, наверное. Хаким – вечный повар по любому поводу. Правда, это касается только уличной готовки, как то: плов, шашлык, манты, гриль, печеная картошка, уха или просто чай во время стройки, который получался такой душистый и бодрящий, что можно было и китайскую стену заново отстроить. А вот внутри за обиходом испокон веков следили женщины что на Кавказе, что в Церкви. Эта традиция чтилась и чтится. Это передается из поколения в поколение. Отдадим должное – это порядок, а порядок в быту – порядок в бою! Записывайте, пока гордый орел Хаким своими тисками сдавливает мне грудь после громкого рукопожатия и добрых фраз, к которым я начинаю уже привыкать.

Гера дал знак мужичкам, чтобы уносили-таки баран, и тепло поприветствовал Хакима.

– Свой? – Хаким кивнул в мою сторону. Я внутренне поледенел.

– Не понял? – Гера аж рот открыл. – Это Тимур Разумов. Ты чё, приболел?

– Блудного сына-то я узнал! – и, с трудом сдерживая смех, добавил: – Баран, говорю, на рынке брали или свои подогнали? – затряс в истерике горой мышц Хаким, аж слезы брызнули из глаз.

Я обернулся: и правда, мужички за моей спиной волокли барашку на большой стол под березкой в конце аккуратных рядков с зеленью. Тут рассмеялись все! Да уж, еще никогда Штирлиц не был так близок к провалу…

Берясь за ручку задней двери, я услышал музыку со второго этажа. Спевка (а мне нравилось называть «репетиция»), надо полагать, началась. Глуховатые звуки, но разобрать можно: баба солирует, вторит хор, кто-то пытается импровизировать на гитаре, и получается у него гнусаво (это здесь тоже передается из поколения в поколение).

Когда вошли внутрь, музыка плавно усилилась. А гитарка-то не строит (ты нужное примечай, Моцарт). Холл, он же кухня, он же столовая, он же место для собрания небольших групп, оказался пуст, но пахло борщом и соленым салом – тем же, что и от мужичков, видимо. Уютненько, в меру жарко, но задерживаться тут не стоит. Прошли по узкому проходу к повороту на лестницу; по другую сторону тянутся ряды кабинетов вплоть до кабинета самого Храма, прямо в конце вереницы, посередине. Мне всегда казалось, босс поселился там, чтобы, открыв дверь нараспашку, слышать и видеть решительно все. Я бы тоже так сделал, если бы имел подобный вес не только в общине, но и во всем регионе, а может, и за его пределами. Во всяком случае, знакомства этой личности простирались до самого запада. Вот такие пироги.

Сейчас дверь была не открыта; а закрыта она или открыта, с точки зрения замка, я бы не рискнул проверять и под страхом смерти. Только если позовут. Как к царю Навуходоносору. Или Артаксерксу (вот всякую ерунду, вроде имен царей и их наложниц, ты помнишь!). Позовут, не имей сомневаться. Как только доложат, что прибыл, а скорее всего, уже доложили, как только номер набрал. И я бы так сделал, если бы был в системе. Я посмотрел на пустой коридор, положительно хмыкнул.

Музыка наверху расстроилась и перестала. Послышались шумные шаги вниз по лестнице, сопровождающиеся мелодией сигнала. Металлика?! Ну да, Master Of Puppets. Хм, смело, смело. Молодая поросль бунтует или…? Мои размышления остановил окрик сверху на убегающего вниз:

– Я же сказала телефоны выключить! Где порядок? Достали! – Последние слоги сорвались на фальцет. Довольно-таки паршивый, но такой знакомый.

Оооо, этот голос я узнаю из тысячи. Это не голос, это звук пенопласта о стекло, вперемешку с вилкой о чистую тарелку, под крик рожающей лошади. Тембр (через е) просто райский. Оксаночка. Лидер прославления. По правде говоря, стерва. Ну, да и ладно бы, если бы хорошо пела, а характеры у всех тут не медовые калачи. Но Оксаночка была из среднего поколения (т. е. мне годится в матери, но не приведи господь быть воспитанным бабой сим) и считала, что главное – сердце и желание. Голос, само собой, далеко нет, потому что его, опять-таки, нет. Но компенсировала свое пребывание исключительно рукоположением Палыча. О такой аргумент биться бесполезно. Пустое. И священное.

Топот остановился на середине лестницы и на середине вступления композиции из телефона. Послышались отрывки:

– Да, конечно, я же вам звонил, да… да, будем!

Топот спустился вниз и обрел зрительные очертания. Вам доводилось видеть снежного человека? Мне довелось играть с ним всю юность в одной команде. Струна к струне, нота к ноте почти пять лет. А дружить и вовсе лет с шести. Йети смотрел на экран телефона, пытаясь что-то запомнить или рассмотреть. Нас не замечал в упор.