Евгений Август - Самсоны и Голиафы

Знакомьтесь – Анатолий Козырев. Он же Козырь, он же Гарри (от снежного человечка, обратно же), для меня же просто Толян. Гитарист – виртуоз, сын обеспеченных родителей, а вернее, матушки (мать распространяла какую-то косметику и в добавок сдавала дом в Пятигорске, а отца его я не видел, вроде бросил их, я не решался спросить), остроумен и умен, начитан, в меру замкнут, не в меру неуклюж. Нравилось мне, что с ним можно было поболтать о чем угодно абсолютно: от баб до истории протестантства, от музыки до истории о неудачном романтическом опыте. Короче, друг детства.

Нас не замечает в упор – что-то фиксирует.

Я не выдержал:

– Obey your master!

– Master! – на автомате подпел Козырь, не отрывая глаз от средства связи.

– Ну вот, заговорили на мирском! – Гера не преминул поучаствовать в репетиции, но слов заморских про кукловода не знал, видимо.

Толян оторвал свои глубоко посаженые глаза от сотика и обратил взор на нас. Руки развелись в стороны, телефон полетел на диван под лестницей (неуклюж, не соврал?). Козырь даже не заметил, что он упал в чей-то пакет, или сумку, или в капюшон, – вещи перед спевкой бросались под лестницей на этом диване и грудились по самые ступени.

– Ааа, блудный сын, да ну на фиг!

Слов у Толяна не оставалось на речи, как у горских братьев, и он ограничился неоригинальной фразой, правда, похоже, даже прослезился, когда мы втроем обнялись и стали покачиваться из стороны в сторону. Должно быть, со стороны выглядели как команда, празднующая гол, очень долгожданный гол. Ухнули, как сигнал прекратить, и умиленные чуть отстранились.

– Братан, Тимоха! Разум! – Толян искренне радовался. Я этому, конечно, тоже обрадовался, потому что и сам радовался исключительно искренне.

Опять трель телефона: песня та же, стало быть, звонит она же.

– Да, да, когда вам удобно? Мне сегодня нормально. Все! Человек подъехал как раз. – (Это он о ком?) – Да, да, до вечера.

– Тим, как раз по твою душу! – Козырь ответил на мой внутренний вопрос и улыбнулся так, как улыбается понимающий понимающему.

Внимательный читатель, особенно если он по совместительству музыкант, сейчас скопил ко мне много вопросов, но на один я отвечу сейчас же, как только вы его зададите. Если ты такой крутой гитарист, почему ты приперся на родину без своего родного инструмента, умник-разумник? Отвечаю. Не далее чем три месяца назад Толян – Козырь – Гарри позвонил мне (мы списывались и созванивались периодически) и рассказал про гитарного мастера, которого он нарыл в соседнем с Южногорском селом (не аул, потому что это уже другой регион), и который сделал для него электрогитару с декой из Кавказского ясеня. По словам моего друга: это не гитара, а шедевр (он, как и многие мои земляки, говорил с неизбежным акцентом, хотя был русским по отцу и греком по матери, вот такой вот супчик по-южногорски). Песня, сказка, восторг! Не звук, а пение возлюбленной, весит не тяжелее страта (тут и далее Fender Stratocaster), соляками можно младенцев укладывать. Звучит чистенько, в меру напористо, от души, короче. Ну а про технические детали, вроде чистоты сигнала, ровноты строя, крепости анкера, я и спрашивать не стал – когда нравится, такие моменты сами собой замыливаются, да и не должно их быть у шедевра-то. Вот у этого мастера он тогда и заказал мне бас (здесь и далее – бас-гитара), о чем и сообщил тогда же позже вечером, выпытав у меня днем ранее мои претензии к дереву, звукоснимателям, мензуре, цвету как бы невзначай (да мы всегда спорили о таких вещах, я и внимания не обратил на проверку как бы, ага). Сюрприз он сделал старому другу, короче.

Тем же вечером он свел нас с мастером по телефону, и далее мы общались без этого двухметрового медиатора. Инструмент уже месяц как ждал меня в селении. Месяц у мастера ушел на изготовление; и месяц – на резьбу на корпусе. От последнего я отнекивался как мог. Понимаю, это красиво, оригинально по внешнему виду, актуально для региона, но, мать его, дорого обойдутся Толяну вечера такого резнического досуга. Но мастер сказал, что в противном случае, цитирую: «…заказчик не заинтересован в конечном итоге работы».

И вот сегодня мастер, видимо, заждавшись уже гонорара, в пятый раз позвонил Козырю и просил о встречи с целью передачи изготовленного имущества.

Я бы и дальше интимно предвкушал скорую встречу с новым инструментом, но в нос ударил мягкий аромат; на секунду показалось – в здание не по графику ворвалась весна прямо посреди хозяина августа. Причиной колебании стала вспорхнувшая бабочка, несущая свежесть полей, запахи молодости, любви, авантюры, признаний, – только так смог я запечатлеть бесшумное прекрасное создание с золотыми волосами и ясными глазками, спустившееся по лестнице и глянувшее на нас вполне скромно:

– Ой! – Она остановилась, увидев незнакомца – меня. – Привет!

Она протянула мне руку, и я, ей богу, чуть было ее не поцеловал. А почему нет? Нет, Тимур, потому что тут тебе не после концерта, осади коней.

– Привет, – я улыбнулся автоматически, а не с подтекстом. Только так и получилось. Мягко пожал ей руку. Не отпускает. Я – тем более. Если б не Гера, так бы и стояли. Я – как дурак, а она – как бабочка.

– Тим, это Света, Света, это Тим – лучший гитарист Южногорска и Москвы. Наш брат. Блудный сын, правда!

Полегче, казачок, такая характеристика запросто спугнет такую бабочку.

– Очень рада, я – Света, я тут в хоре пою, – и уже Толяну: – Толь, мы начать без тебя не можем.

Я сподобился отпустить руку, ощутив странное чувство потери. Как когда ты что-то потерял, ничего не имев. Как волна на бережку, которую жалко упускать, она ведь только-только нахлынула, а другая когда еще будет?!

А вот следующая волна принесла уже знакомые нотки пенопласта сверху:

– Ну сколько мы тебя будем ждать, блин! – И неизменное: – Достали! Толик! Короче, начинаем без него!

Толян закатил глаза, скорчил мне козу и, дав знак подниматься, спешно потопал вверх как слон, а не снежный человек вовсе. Светка упорхнула еще раньше, пока я там окунался, ихтиандр, блин.

Гера попридержал меня: мол, спешить некуда; и, победно сжав кулаки, удовлетворенно улыбнулся:

– Команда! – и, взяв меня под локоток, сказал на ухо: – Тим, я все понимаю, старый образ жизни, но не надо! – и он кивнул наверх по траектории движения бабочки. – Сам понимаешь, девчата молодые, тянутся к свету, не гаси его, я про тебя наслышан.

И, отстранившись, снова улыбнулся своей фирменной улыбкой дипломата: мол, я как друг говорю.

Хочешь – не хочешь, нужно было идти знакомиться с коллективом, а это значит идти пред светлые очи Оксаны. Уже поднимаясь по первым ступеням, я заметил, что дверь к шефу в дальнем тупике коридора чуть открылась, и из нее, как мышь из мешка с мукой, юркнул незнакомый мне тип. Пробежал мимо лестницы и сквозанул в приоткрытую входную дверь. Интересно. Или на аудиенции был, или, проныра такой, залез в кабинет тайно и, услышав наш шум, смотался, опасаясь пришествия пастора? Вот это точно надо запомнить, а вовсе не взгляд, слова и формы Светки.