Andy Weiss - Stabat Mommy

Раньше Тедео не обратил бы на это никакого внимания. Прошел бы мимо, не задумавшись. А сейчас почему-то обиделся за Бо и ему подобных.

– Козлы, – тихо процедил он, озирая «кафе».

Парень стрельнул в него удивленным взглядом, но промолчал.

Мужчина подошел к импровизированной стойке с остатками закусок, бросил Бо два яблока, выбрал пачку печенья, изучил кофемашину.

– С молоком?

– Черный.

И снова замолчали, пока агрегат выплевывал из себя ароматный пар.

– Пойдем, – мотнул головой Тедео и с кофейными стаканчиками направился к выходу.

У входа в павильон он остановился, поудобнее перехватил стаканчики и бибикнул сигнализацией стоящей у самых ступенек машины.

– По крайней мере, можно посидеть и вытянуть ноги.

– Я точно не помешаю тебе отдыхать? – уточнил Бо.

– Я бы не предложил, если бы ты помешал, – лаконично ответил мужчина.

Они откинули спинки передних кресел почти до конца и уютно устроились, потягивая кофе и хрустя печеньем.

Тедео называли «убийцей диалога» потому, что он не любил поддерживать бесед. Он не считал нужным насиловать себя и общаться из одной только вежливости; если ему нечего было сказать, он молчал. Практически со всеми это создавало напряженную атмосферу; его собеседники начинали ерзать, заводили какие-то нелепые монологи, пытались придумать темы и вовлечь мужчину в разговор, и чем дольше все это продолжалось, тем большее взаимное недовольство начинало сгущаться в окружающем пространстве.

С Бо молчать было вполне уютно. Он не пытался «забить эфир», не рассуждал о погоде, о последних мировых событиях и футбольных матчах… он тоже молчал, прикрыв глаза, и мужчина расслабился.

Исподтишка рассматривая мальчишку, он усмехнулся: надо же. Если бы не подслушанный сегодня разговор, если бы не яд бывшей подружки, Тедео и внимания бы не обратил на этого паренька. Да, они пару раз пересекались в кадре, но в памяти у Тедео совершенно ничего не отложилось, только что-то безликое вроде «милый парень». Теперь же, когда этот «милый парень» так здорово ответил пиранье-Натали, Тедео ощутил что-то вроде симпатии.

А ведь совсем молоденький, лет двадцать, не больше. Но тонкий и прямой, как натянутая струна.

Темная густая челка почти до самого кончика носа. Теряющиеся под ней глаза. Высокие скулы, красивая линия челюсти, прямой нос, пухлые губы. Да, просто милый и симпатичный мальчик.

Ресницы дрогнули, и на Тедео в упор посмотрели голубые глаза. Застигнутый на месте преступления, мужчина неловко улыбнулся.

– Извини.

– За что?

– Я вытаращился и мешаю тебе отдыхать.

– Все нормально. Прости, я не очень разговорчив.

– Я не намного разговорчивее.

– Отлично.

– Мгм.

Они снова замолчали, но на этот раз Бо уже не закрывал глаза, изредка косясь на Тедео.

– Ты не против Шопена? – внезапно спросил мужчина.

– Нет.

В салоне заиграл ноктюрн.

Тедео когда-то играл на фортепиано. Он мечтал стать пианистом, но мать видела его танцовщиком – и выбора у него не оказалось. Как только занятия стали мешать бесконечным прогонам-репетициям-тренировкам-экзерсисам, рояль отправили в благородную ссылку, в общую гостиную в доме родителей. А Тедео распрощался со своей мечтой. Но все равно из года в год, изо дня в день он упрямо крутил в наушниках фортепианные концерты, симфонии, сонаты… он выключался из окружающего мира и вникал в услышанное всем своим существом: за неимением возможности сыграть пальцами, он переживал все эмоции музыканта, играющего на фортепиано, в своих мыслях. Его брови приподнимались или хмурились, он удивлялся, грустил, негодовал и шутил – все это молча, представляя, что это он сейчас сидит за инструментом. Ноктюрн Шопена, светлый, с легкой грустью, воздушный и очень успокаивающий, всегда приводил его в состояние равновесия. Сейчас, совершенно забыв о присутствии Бо, Тедео полностью окунулся в музыку: он смаковал каждый звук, словно покачивал в объятиях что-то нежное и трепетное. Даже пальцы на коленях немного шевелились, словно перебирая клавиши.

Когда в кармане завибрировал телефон, Тедео очнулся и поспешно выключил музыку: говорить по телефону под Шопена он считал кощунством.

– Тедео, мы начинаем, где ты? – каркнул в трубке МакКой.

– Уже иду.

Глубоко выдохнул – и поймал на себе взгляд Бо.

– Это было красиво, – сказал парень, кивнув в сторону диска.

– Любишь Шопена?

– Я не слушал раньше классическую музыку.

– Возьми послушать, – щедро предложил Тедео, но Бо отрицательно покачал головой.

– Нет. Сейчас я смотрел на тебя – и СЛЫШАЛ, о чем он играет. А один я не услышу.

Тедео не нашел, что ответить, поэтому просто кивнул.

Захлопывая дверцу, Тедео поймал себя на мысли, что усталость как рукой сняло. Ему было так комфортно и хорошо, как не было уже с тех самых пор, как он познакомился с Натали. Точно. Это – первый раз с тех самых пор.

– Мне пойти вперед? – негромко спросил Бо, и Тедео удивленно уставился на него.

– Зачем?

– Вдруг тебе… неловко.

– Не говори ерунды.

Тедео, с его крайней неразговорчивостью, мало кто понимал с полуслова. И еще меньше было тех, кто в ответ на редкие реплики не разражался пространными монологами, пытаясь пояснять, рассказывать, аргументировать… Бо точно так же, как и Тедео, экономил слова, и мужчина испытывал почти физический кайф от тишины и лаконичности их общения. Все было понятно, и при этом не потребовалось загружать пространство ненужными звуками.

Они вместе вошли в павильон, и к Тедео тут же подбежало несколько ассистентов.

После пятнадцатиминутного отдыха в машине – с Шопеном и молчащим собеседником – Тедео снова ощутил себя свежим. Как минимум, часа три среди этого гомона он продержится.

…но спустя полчаса голова начала просто пульсировать от обилия звуков вокруг, голосов, смеха, криков режиссера… Тедео терпел, стараясь не показывать свое болезненное состояние, в которое погружался, как в трясину – по полметра, медленно, неуклонно. Спустя три часа режиссер только вошел во вкус, и с площадки Тедео не отпускали ни на минуту: снимали крайне напряженную сцену, Тедео постоянно находился в кадре, во взаимодействии с актером, играющим главаря Мафии. Главарь Мафии хрипло орал, как и было ему положено по роли, Тедео отыгрывал лицом попеременно то гордость, то ярость, то насмешку, и чувствовал, как медленно захлестывает его волна разрывающей головной боли. Он физически ощущал, что бледнеет, сереет, зеленеет, покрывается пОтом, но, к счастью, все это было очень на руку сюжету, и режиссер воодушевленно снимал дубль за дублем, забыв, что актерам стоило бы дать передышку.

Бо, изображающий сына Мафиози, тоже присутствовал в сценах: он сидел на диване в декорациях «кабинета Мафиози» и, по сценарию, испытывал сомнения в правильности действий папаши. Тедео, изображая своего суперчестного и суперблагородного героя, видел, как парень бросает на него сочувственные взгляды. Молодец, неплохо играет, краем сознания думал мужчина, непроизвольно стискивая челюсти и пытаясь справиться с красной пеленой пробуждающейся мигрени перед глазами.