Агния Шугурова - Бычки в томате. Иронический детектив

– Девушка! Вы из карманов все вытащили?

– А? Что? Ах да, конечно все.

Какая неприятная приемщица, вроде молодая, а уже такая уставшая от жизни… Лицо хмурое, волосы неухоженные, губы сложены в куриную гузку, вон, даже кожа под эту гузку уже привычно замята. Маникюр и макияж потерялись по дороге на увлекательное шоу под названием «Жизнь в российской глубинке».

– Пуговицы металлические есть? Нет? Проверьте все еще раз, а то потом вещь умрет по Вашей невнимательности, а виноваты мы окажемся! – бурчала сотрудница химчистки верхней одежды.

«Ни фига себе ты, Дусенок, хорошо сохранилась – ишь!.. Девушка… Скоро при покупке сигарет паспорт начнут спрашивать. Хотя не спросили же? Купила ж ты своего «Герасима», слава Богу, целый блок. Даа, жизнь у приемщицы, наверное, нелегкая… «Отчего ты грустна, моя милая? Отчего тебе, солнышко, больно? Что ж всегда ты такая унылая? Чем ты вечно,.. хм, хм,.. звезда, недовольна?». Но ведь кто-то ее и такую унылую, наверное, любит. А ты вот, Молодцова, людей не любишь. И они тебя – тоже. А за что им тебя любить?? Это ж надо, иголками в живого человека! А те, кого ты спасла – так они тебя не видели и не узнают никогда, кто в них жизнь по каплям вдыхал. У кого жизнь-то легкая, у тебя что ль, Молодцова?

С этими размышлениями Дуня машинально ощупывала пальто, залезла в правый нагрудный карман и извлекла из него столовую ложку. Даа… Либо наш друг «Пиши-Читай» слишком предусмотрительный малый, либо клептоман и… Оп, а тут что? Вытащив из сумочки маникюрные ножницы, Дуня подпорола подкладку левого нагрудного кармана и достала из-под нее туго обмотанный целлофановой пленкой кусочек пластика. «Интересный кадр этот немец, может, шпион? А ты его консервами кормишь! Ну-ка быстренько за капустой и борщ вари, чтоб провалил он с позором свою шпионскую миссию!» – не унимался внутренний голос. «Цыц! Ты еще поговори мне! Сама разберусь». Дуня перекинула через стойку пальто, оплатила счет и выскочила на улицу. Сев на ближайшую лавочку, она принялась разворачивать плотный целлофан, слой за слоем, и еще, и еще… И вот, наконец, миру явился пластиковый прямоугольник золотистого цвета с кучей букв и цифр. Дуня иностранные языки только в школе изучала, но имя и фамилию, выбитые на карте, она разобрала: Леон Миллер, 1974. Фух! Хотя… В Дуниной душе проклюнулся и стал набирать силу противный скользкий росток недоверия. Ведь он мог пользоваться чужой картой? Мог. И сказать чужое имя мог. А убить владельца карты? Легко! А ты кота с ним наедине оставила, дурында! Стоп, а вот тут еще бумажка, тоже имя и фамилия, написаны от руки, а почерк… Почерк у всех стариков мира одинаковый. Стариковский. И не важно, на каком языке пишет пожилой человек. Но Дуня почему-то была уверена, что записка написана именно пожилым человеком. «Леонард 26.06.1974»…

Ноги несли Дуню домой. Прыгая через две ступени, она подвернула лодыжку и оторвала ремешок у туфли, трясущимися руками с третьего раза смогла попасть в замочную скважину. И да, она сама усложнила себе работу – а потому что не надо было закрывать квартиру на два замка!

– Дуня, ты убегаешь от полиции?

– Сейчас ты у меня будешь бегать от полиции. Давай, Леон Миллер, или как тебя там, колись, кто ты есть на самом деле и кто такой Леонардо? Что за записка у тебя была зашита в пальто? Кто ее написал? Чья, черт возьми, это карта?

Дуня все еще продолжала хватать ртом воздух, как большая рыба, выброшенная прибоем на берег и не заметила, что Леон тащит ее, перекинув через плечо, словно барана.

– Поставь, откуда взял!

– Ты сама не дойдешь, у тебя лодыжка вывихнута, возможно, связки повреждены. Смотри, как нога опухла!

С Дуней впервые за много лет разговаривали так уверенно и спокойно. Она привыкла все решать сама, как на работе, так и в жизни, чувствовать себя Железным Дровосеком, а тут за нее все решили и несут! Непорядок! И Дуня в голос разревелась, словно маленькая девочка. От боли в ноге, от неизвестности, от усталости, от того, что прямо все и сразу вот так навалилось. Но внутренний голос точно знал причину ее слез! Да-да, она боялась, что все ее предположения насчет Леона окажутся верными. Она ждала объяснений! Немедленно! Сейчас же! Только сначала пусть он принесет пепельницу и сигареты из сумки.

– Предупреждаю, рассказ будет нудным и обстоятельным, поскольку я отчасти немец и буду делать рассказ так, как я привык. Опущу некоторые подробности и буду говорить только о том, что действительно важно.

Надо же, как прикольно заговорил… Да и фиг с ним, немец – он и в Африке немец.

***

Мама Элеонор, папа Клаус и Леон жили дружной семьей в тепле и достатке на окраине Виршема – это такая крошечная деревушка типа коммуны в Германии. Маленькая площадь Виршема (всего около 8,32 квадратных километров) предопределяет небольшое количество жителей. Люди там живут из века в век, наследуют земли и дома, и все друг друга знают. Соседи становятся почти родными, и это действительно так, ибо браки в деревушке также заключаются «между домами», при этом объединяются и земли, и капиталы.

Отец был востребованным адвокатом, а мама родила Леона и обеспечивала своей семье надежный тыл и уютный очаг. Матушку отец привез из России, где, как известно, водятся самые лучшие жены в мире. В своей родной Рязани Элеонор работала медсестрой в центральной городской больнице. Когда и как познакомились его родители – Леон не интересовался, а мать с отцом и не спешили открывать сыну все тайные тропинки, по которым хитрый Гименей привел их друг к другу. Семья никогда и ни в чем не нуждалась, жили во взаимном уважении, сын не боялся доверять родителям самые страшные свои секреты, зная, что только у них он получит в нужный момент необходимые слова поддержки и только они – его истинная и самая сильная защита на всем свете. Мать была несколько суховата, но папа у Леона был самым лучшим отцом в мире.

Леон закончил с отличием местную школу, поступил в колледж в Мюнхене, а затем и в университет – пошел по стопам отца. Но тут что-то пошло не так. Юноша понял, что не может защищать подлецов, коих было большинство, в качестве клиентов, ни за какие деньги и ушел с факультета. Это было причиной первой и последней ссоры между отцом и сыном, которая, к несчастью, стала фатальной для Клауса. Отец умер в 2005 году от сердечного приступа. Мама всеми силами старалась простить сына, но так до конца и не смогла смириться с мыслью, что Леон спровоцировал смерть отца. Общение у них потихоньку сходило на нет, мама продолжала заботиться о Леоне, но все у нее получалось как-то неискренне, через силу. Она стала холодной и отстраненной, все время была задумчива и часто уходила в себя. Их общение переросло из искренней потребности двух близких людей в неприятную обязанность. После недолгих раздумий, юноша покинул деревушку и уехал жить в Мюнхен. Мама была не против. К тому же, после похорон отца Элеонор старалась как можно меньше находиться дома, где каждая мелочь напоминала ей о счастливых годах, проведенных бок о бок с мужем. Она устроилась на работу в одну очень хорошую семью, где были востребованы ее медицинские знания и умения. Насколько известно Леону – она находится в здравом уме, доброй памяти и по сей день работает в этой семье.