Юрий Рогоза - Риверданс в высокой траве

Но этого не случилось. Да и не могло случиться. Потому что Бог улыбался, глядя на нас.

Папа и мама нарушали все мыслимые правила и нормы. Словно такой вещи, как закон, для них не существовало.

Я сотни раз оставался дома один. Под охраной огромной необученной дворняги, преданной мне, как самурай.

Я смотрел телевизор, когда хотел. И смотрел по нему то, что хотел.

Мне было лет пять, когда мама впервые прокатила меня на «Харлее», посадив перед собой, на полированный черный бензобак. Первый глоток «Moet et Chandon» я сделал намного раньше, чем пошел в начальную школу.

Но при всем этом мне были прочитаны лучшие стихи и сказки, спеты самые красивые песни. Я знал буквы и ноты. Любил Бога и Америку, людей и животных. Все это поселилось в сердце, словно само собой. Без воспитательных бесед. Без нравоучений и запретов.

Главным ответом на большинство моих вопросов было «Как хочешь».

Казалось бы, при таком раскладе я просто обязан был вырасти эгоистичным избалованным подонком. Порочным и ленивым. Презирающим закон, людей и все общественные нормы, вместе взятые.

Но я вырос таким, каким вырос.

Когда пришло время, родители спросили меня, в какую школу я хочу пойти.

– В нормальную – без раздумий ответил я – В которую ходят все.

– Окей – пожал плечами папа – Как хочешь.

Сидящая рядом с ним мама с легкой улыбкой кивнула.

И я пошел в самую обычную американскую школу. Которая не носила клубных пиджаков и галстуков. И начиналась с большого желтого автобуса.

Волшебное «как хочешь» сотворило очередное чудо. Я рос не в закрытом элитном инкубаторе. А становился частичкой великой нации вместе с детьми таксистов и прорабов, владельцев прачечных и барменов, копов и медсестер.

Мы не были детьми помойки. Но не были и рафинированными маленькими снобами. Поэтому взрослое слово «демократия» входило в нас быстро и на удивление просто. Под перестук баскетбольных мячей и грохот подносов в школьной столовке.

Если я чем-то и отличался от своих одноклассников, то это тем, что не боялся ни плохих отметок, ни вызовов к директору. Я сам рассказывал папе и маме обо всех происшествиях. Не делал я одного. Не жаловался. Никогда. Что бы ни случилось.

Впрочем, мне и жаловаться было особенно не на что. Наверное, от папы я унаследовал загадочную способность нравиться людям. А, может быть, для этого достаточно было просто не быть подлым. Во всяком случае, в детстве.

Впрочем, неприятности иногда случались. Как-то один придурок сказал на перемене, что я «из богатеньких». А мои родители старые хиппи. Естественно, я тут же набросился на него и разбил ему все, что мог. Но и сам умылся кровью. Он был сильный и на полголовы выше.

Вечером я сказал папе, что решил заниматься боксом.

– Окей – понимающе кивнул он – В какую школу ты хочешь ходить?

– В ту, где учат драться по-настоящему – уверенно ответил я.

– Как скажешь – ответил отец.

По-настоящему учили драться не в дорогом спортклубе на Мэйн-стрит. А в большом полуподвале, пропахшем потом и пыльными стенами. Почти все ребята в школе бокса были черными или мексиканцами. Если где-то в уголке моего сердца и дремал расизм, то он умер, не успев проснуться.

Через неделю парни удивлялись, что я все еще упорно хожу на занятия. Хотя они отводили на мне душу, как хотели (тренер делал вид, что этого не замечает). Через месяц они поняли, что я не сдамся. Через два я стал одним из них. А через год я мог спокойно разгуливать по районам, в которые даже копы старались не заезжать без особой надобности.

До сих пор помню, как Джи Би Фримэн, огромный детина с золотой цепью на груди, известный всему побережью рэпер и наркоторговец, увидев меня, сказал своей уголовной свите:

– Смотрите, парни, это Уэсли Брайтон. Друг моего младшего. Реальный боец!..

Наркотики обошли меня стороной. Лишь однажды я покурил травы. И испытал легкий ужас. Мозг затуманился, тело стало непослушным и чужим.

– Одно из двух – уверенно сказала мама, когда я с трудом добрался домой и все рассказал родителям – Или товар паршивый, или трава это не твое…

Я не стал проверять. Мне и так все нравилось.

В хай-скул было еще лучше, чем в начальной школе. В боксе я был одним из лучших. Учился жадно и с интересом. Эй Пи сдал блестяще и с ходу. Дружил с отличными ребятами. Вдобавок, оказалось, что я очень нравлюсь девушкам. Что, само по себе, не могло не радовать…

Конечно же, не все мои одноклассники летали по уик-эндам в Нью-Йорк. Не все посещали с мамой школу верховой езды (папа отказался, сославшись на плебейское происхождение и лень). Не все ездили в Лос Анжелес на громкие кинопремьеры.

Но у меня хватало ума и деликатности не выпячивать это. И все шло своим чередом.

Наверное, нежная любовь богатых родителей, обычная американская школа и боксерский ринг оказались не самым плохим воспитательным набором. Во всяком случае, королева выпускного бала выбрала меня…

К тому времени я уже точно знал, что не буду богатым бездельником. И это не было стремлением «жить, как все». Нет. Решение было искренним и шло из самого сердца. Ринг научил меня побеждать и радоваться победам. Я еще не решил, чего именно хочу добиться. Знал лишь, что нужно жить так, чтобы мир не мог обойтись без меня. А в том, что Бог подскажет мне дорогу, я не сомневался…

…– Уэсли, сынок – сказал мне отец через несколько дней после того, как я закончил школу – Почему-то считается, что в этот период жизни отцу полагается произнести напутственные слова. Я в этом деле не большой специалист, сам понимаешь. Могу сказать одно. У нас достаточно денег, чтобы ты мог ничего не делать. Просто жить в свое удовольствие. Жизнь коротка… От работы кони дохнут… Э-э-э…

Он повернулся к маме.

– Любимая, что еще…

– Пусть трактор пашет, он железный… – подсказала мама.

Я слушал их с улыбкой. Юные силы буквально разрывали меня. Я был готов штурмовать небо.

– Ну, да… – удовлетворенно кивнул папа – Примерно, так.

Я обнял родителей. Нежно и сразу обоих. Совсем, как в детстве. Только теперь я был выше их. И мое мускулистое тело старалось не сделать им больно.

– Пап, мам, родные… Я через несколько дней уезжаю. Меня берут в Беркли. Если я сдам два SAT Subjects, конечно. Но я их сдам… Вы же не против?

– Беркли, так Беркли. – пожал плечами папа – Надоест, бросишь. Большое дело…

– Конечно, сынок – с улыбкой согласилась мама – Как хочешь…

Беркли…

Если хотите понять, что я почувствовал, оказавшись там, то сразу допишите к своим фантазиям десять нулей. И не ошибетесь. На меня словно обрушился волшебный радужный водопад. И я задохнулся от счастья.

Беркли оказался лучшим местом на Земле. Поляной золотых одуванчиков. Волшебной страной, в которой мне нравилось все. И все.