Ирина Амраху - Кошачий эшелон. Повесть-сказка

И это в тот момент, когда всё нутро Гнуса кипит жаждой мщения и бурлит от ненависти! Гнус с отвращением стряхнул с рукава комок прилипшей грязи и вытянулся навытяжку перед генералом. Он стал было докладывать, почему опоздал, но генерал быстро пресёк его объяснения. Он был так рад, что его помощник наконец явился, что не стал отчитывать того за опоздание. Хотя другому на его месте очень сильно досталось бы.

Но Гнус был на особом положении. Тем более что коробка с новенькими грифельными и остро отточенными карандашами уже лежала перед генералом на столе (когда только Гнус успел их вынуть из кармана и положить на стол – неизвестно), и можно было уже начинать их грызть. К генералу мгновенно вернулось благодушное настроение. Он заговорил уже более бодро:

– Времени у нас остаётся мало. А потому час настал. Будем, это, наступать. Вы слышали людские сводки? Ха-ха! Из множества донесений, полученных мною от моих верных подданных, следует, что…

Гнус встрепенулся.

– Позвольте мне, мой генерал.

– Тебе позволено почти всё, наш бесценный друг. – И генерал не удержался и потянул носом в сторону карандашей, которые так приятно пахли. – Говори. Мы слушаем.

Генерал произнёс эти слова очень торопливо, мечтая, чтобы совещание быстрее кончилось, так как теперь мечтал только об одном – сгрызть хотя бы один новый карандашик.

Гнус приосанился и окинул всех грозным взглядом. Он заметил, что кое-кто поглядывал на него насмешливо, а то и ехидно. Это ему не понравилось. «Прищучу, – подумал он. – Скоро всех вас, гадёныши, прищучу. Всех». Внешне он выглядел спокойным, но на самом деле, ярость клокотала в нём.

– Позвольте доложить: всё готово к нашему нашествию. Ленинград ослаблен, истощён, почти повержен. Он погибает от холода и голода. Жители еле ходят. Добавьте сюда бомбёжки и артобстрелы. Мы без излишних усилий станем единственными хозяевами города.

Он говорил это, а перед его глазами всё представала сегодняшняя картина: он вот-вот отнимет у мерзкой девчонки хлеб, а дальше, попугав её вволю, перегрызёт её горло! Как же ему было хорошо в этот момент, как приятно… Он специально оттягивал этот момент. И вот – дооттягивался. Откуда взялся этот дрянной мальчишка?! Палкой в него бросил! Неслыханно! Не испугался, не дрогнул, дубиной сумел бросить. И ведь попал!

Такого унижения давно не испытывал Гнус. Хорошо приложил его дрянной мальчишка, ничего не скажешь. Полчаса пришлось синяк загримировывать, на совещание из-за этого опоздал.

Но не только этот факт мучил Гнуса и заставлял его трястись от злости. Дело было в том, что он испугался. Да-да – он позорно испугался, когда дубина приземлилась на его голову. Если бы не железная каска на голове, не стоять бы ему сейчас перед генералом, не докладывать бодрым голосом о ситуации в городе. Каска только его и спасла. Вон ведь какая вмятина осталась. А так – голову бы снесло.

Но главное не это. Главное – страх, который заставил его сделать лужу, а потом нестись во весь дух, прочь от этого места. По дороге он провалился в какую-то дрянную яму, вымазался весь, с трудом выбрался. И только после этого опомнился.

Да ведь детишки эти уйдут сейчас. Уйдут не отомщённые. Никто не может просто так оскорбить Гнуса и уйти после этого, как ни в чём ни бывало. Вот и пришлось срочно поворачивать назад, терять бесценное время. Но ведь они не могли далеко уйти – эти малолетние хулиганы. Куда им, слабым и голодным. Надо только их выследить.

На этом злобные мыслишки Гнуса прервались, поскольку пора было подводить итог.

– Как видите, всё просто, – закончил Гнус свою речь.

Раздались заслуженные аплодисменты. Обычно крысы так и реагировали на речи Гнуса. Лишь две из них, переглянувшись, криво и насмешливо ухмыльнулись.

– Благодарю вас, друзья, благодарю.

Крыса-генерал проверещал:

– Вот план действий. Он одобрен мною. Сыркин! – это он обратился к маленькому тощему крысёнышу, которого сразу-то и заприметить было непросто среди остальной массы крыс. – Открой карту! Открой, говорят!

Сыркин, испуганно блеснув глазками в сторону Гнуса, подлетел к карте, занавешенной большой занавеской. Он ловко дёрнул за кисточку, и полотно поехало вверх. Открылась огромная и подробная карта Ленинграда, вся утыканная флажками. Он скорее юркнул назад, стремясь проскользнуть незамеченным, но когда пробегал мимо Гнуса, наполовину закрытому трибуной, неожиданно подвергся нападению с его стороны.

Своей лапищей в тяжёлом сапоге Гнус ловко и внезапно придавил хвостишко Сыркина. Гнусу необходимо было хоть кому-нибудь сделать больно, чтобы отомстить за своё поражение и позор. К тому же никто не мог этого заметить – трибуна мешала. От боли крысёнок даже подпрыгнул и, не сдержавшись, громко пискнул. Гнус сразу убрал сапог и принял равнодушный вид. Зато генерал сдвинул косматые брови.

– Рядовой Сыркин! Прекратить визг! Позор какой. Ещё раз повторится такое… это… отправим тебя. Сам знаешь, куда. Таким не место в наших рядах!

– Простите, господин генерал, – писк крысёнка на этот раз был еле слышным.

Но этого уже никто не слышал, о Сыркине на тот момент уже все забыли, обратив горящие недобрым светом глаза на карту. Сыркин, незамеченный, выскользнул за дверь. На секунду он прижал острое ухо к холодной двери. Совещание продолжалось. Крысы обсуждали, как и когда им лучше напасть на ослабленных ленинградцев. Волоча придавленный хвост, Сыркин медленно побрёл по коридору, делаясь всё меньше и незаметнее под сводчатыми арками. Из уголка его блестящего глаза вдруг выкатилась и упала на каменный пол одна-единственная слеза.

– Ой, что это? – спросила Люся.

Она только что подошла к окошку и ахнула, увидев происходящее на улице. Почему снег то чёрный, то серый? Она тёрла глаза и так и не могла уяснить себе, что это такое там на улице. А Максимка, только что взглянувший из-за её плеча, сразу пояснил ей:

– Ничего себе! Это крысы! Целые полчища крыс.

Люся пошатнулась и схватилась за сердце. Ей сразу же вспомнилось её столкновение с той ужасной крысой, которая хотела убить её. Неприятное воспоминание резануло по сердцу. Максимка, видя побледневшее лицо подруги, усадил на потёртый диван, заваленный старыми тряпками, налил в стакан воды из графина, да ещё валерьянки накапал (пузырёк от бабушки остался). Не успели ребята опомниться, как «ожила», захрипела на стене чёрная «тарелка» – радио. Прижавшись друг к другу, дети слушали голос, исходящий из динамика.

Жизнь в блокадном Ленинграде была немыслима без радио. Оно было утешителем, информатором, просветителем. Зачастую оно оказывалось единственным другом для одиноких жителей окружённого города. Каждый день радио вещало о чём-то важном. Именно благодаря ему ленинградцы узнавали о приближающейся бомбёжке или миномётном обстреле. По радио даже читали свои стихи знаменитые поэты.