А. Миров - Два мира – 2

Отделение для вип-клиентов с полным пакетом разнообразных услуг санаторного характера помогли вчерашней магине смириться с потерей своего главного волшебного атрибута.

– Простила я его, Пусечка, понимаешь? Он же мне глаза раскрыл на мою сущность!

Покидала стены душевной лечебницы, излучая гармонию и любовь ко всему живому. Особенно к живому! Но едва в знаковом жесте для такс вскинула руку, как непроизвольно вскинулась отходящая от ботулотоксина бровь: около Катарины заискивающе отирался полупрозрачный незнакомый товарищ в строительной каске.

Скромному работяге Семёну требовалось ровно тоже, что и когда-то её отцу – закрыть свою миссию на этой земле. А конкретнее – наказать брата, искренне угощавшего Сёму ложными опятами в целях завладения общим наследством. Пока Кати искала пути к справедливости, робкий строитель помогал в делах её магического ИП.

Потом Катарину долго навещал библиотекарь Иннокентий, успевший получить инфаркт раньше, чем взаимность от постоянной читательницы Людмилы. Далее приходил беспрерывно матерившийся бизнесмен Костик, страстно желавший помочь детскому дому, из которого он в своё время вышел. За ним последовал учитель информатики Алексей Алексеевич, по молодости укравший у лучшего друга значок с изображением В. И. Ленина, а по зрелости стыдившийся как своего поступка, так и самого вождя.

Всё текло своим магическим руслом: дело медиума Кати процветало, добавляя весомую копеечку на банковский счёт. Благополучно завершив пребывание своего очередного магического ассистента между небом и землёй, Катарина пришла домой и в прямом смысле оглянулась на свою жизнь: большая дорого обставленная трёшка с одинокой дорого вложившей в свою красоту женщиной. И больше никого!

– Пусь, эти мёртвые мужики всё шляются и шляются! Вот ты скажи, как мне в этой полудохлой толпе найти себе живого? Как завести хоть кого-нибудь непрозрачного, когда вокруг постоянно одни половозрелые касперы трутся?!

Так было положено начало конца межмирового общения: Катарина, дабы избавится от видений из мира мёртвых, пошла по проторенной дорожке в мир живых, но душевно страдающих. Перечислив некоторые из накопленных экстрасенсорным путём средств на нужный реквизит, она снова поселила себя в знакомую психиатрическую больницу.

– И ты знаешь, они перестали ко мне приходить! Правда, от местных витаминов постоянно хочется есть и спать, но, поверь мне, это гораздо приятнее делать, когда на тебя не пялятся блёклые глазницы.

Пока я дожевывала распаренный молоком рис, в нашу столовую не для випов спустился Александр Антонович. Брезгливо поводив оптикой по кушающему пролетариату, он наконец-то обнаружил то, что искал:

– Марселина, доброе утро. Как себя чувствуете?

Я кивнула, стараясь не расплескать содержимое ротовой полости.

– Как спалось? Кошмары не снились? – Жуков внимательно смотрел мне в глаза.

Я замотала головой в отрицательных показаниях, попутно недоумевая от происходящего.

Как я уразумела из доверительных сплетен Эвелины с другими медсёстрами, Александр Антонович лечит исключительно платёжеспособных клиентов, которые и пищу принимают в другом корпусе, всякие процедуры могут и позволяют себе ежедневно, да и болеют чаще номинально, чем действительно. Но строгая главврач Виолетта Анатольевна справедливо решила, что не всё Жукову платники, и опациентила перспективного молодого специалиста человеком из простого народа, то есть мной.

– Тем более и случай интересный, вам будет полезно для диссертации.

Пусть Жуков и не разделял взгляды главврача, однако и от революции счёл нужным воздержаться. Предпочитал ограничиваться короткими встречами раз в неделю и назначением «витаминок», как их называла Кати.

– Марселина, если вы доели, пройдёмте в мой кабинет.

Послушно следуя за психиатром, я незаметно сорила вопросами в каждый вычищенный больничный угол: зачем моя бюджетная персона вдруг понадобилась Жукову до такой степени, что он аж порог столовой переступил, хотя в обычной своей врачебной жизни обходит её за этаж, а то и за два? Что такого могло случиться? Может, я чего-то не помню?

– Марселина, – Александр Антонович заботливо открывал свою новую дверь, – Вчера мы не смогли с вами побеседовать, поэтому, если вы не возражаете, сделаем это сейчас.

Я, непроизвольно округлив глаза, замотала головой из стороны в сторону. Интересно, а что бы он предпринял в случае моих активных противлений? Согласно проводил бы меня обратно за столик и попросил ещё рисовой каши за свой счёт?

Мы вошли в кабинетные владения психиатра А. А. Жукова, я села на положенное для беседы место, а врач остановился у своей достопримечательности в петлях. Задумчиво держась за блестящую ручку своей красавицы – двери, Александр Антонович словно принимал какое-то значимое для них обоих решение. Мысленно достигнув нужного консенсуса, он отпустил трофей в чертоги косяка.

Остаток рабочего дня я провёл, визируя чужие подвиги в батарее кое-как составленных отчётов. Лично выезжать на места рутинных происшествий не хотелось от слова «анепошлибыонивсе». В целом, моя задача состояла в том, чтобы не мешать слаженному коллективу испытывать ко мне взаимную неприязнь.

Подчинённые не любили меня, потому что я не Верес, а я не любил собственный отдел по той же причине – я действительно не Верес. Мало того, даже не планирую им становиться в угоду детской психике, насилующей капризами свою взрослую поношенную оболочку. Коллеги искренне сожалели, что их бывшего начальника отправили в пожизненный путь по статье уголовного кодекса. Пусть милый Кирилл Николаевич и дальше убивал бы беззащитных граждан, чья вина заключалась в первой букве имени. Чья безопасность целиком и полностью совпадает с ответственностью этих искренних сожалельщиков. Главное, климат в Управлении: тепло, сухо и не ругают. На остальное плевать, ибо люди где-то там, а я вот тут, и мне нужно в максимальном комфорте досидеть до пенсии. Что? Сменить род деятельности? А как же престиж? Зарплата? Бесплатный проезд на общественном транспорте? Том самом, что мешает движению собственной иномарке. Это даже не ментальная незрелость. Это хронический пубертат мозга: мне все должны, а я тупо есть.

Чтобы тебе кто-то что-то давал, надо минимум протянуть руку. Озвучить. Попросить. Заставить. Взять, как в моём случае. Я не жду доброй воли. Я беру. Всё.

Почему-то в своей прежней должности я казался им ровней, из-за этого моё повышение вкупе с устранением Вереса окружающие носители погонов восприняли не сказать, чтобы открыто негативно, но с явным непринятием. И это предел их возможностей – думать, что их презрение делает объект их порицания ниже, а значит хуже. Что с них взять? Дети. Отрицание чужой силы и бездарные отчёты – вот и исчерпан интеллектуальный ресурс.