А. Миров - Два мира – 2

В нашем царстве белых халатов и пёстрых пижам провозгласили отбой. И без того негромкие возгласы разбрелись по закреплённым за ними койкам. Я, напоследок окинув взглядом спешно пустеющий холл, направилась в свои двухместные апартаменты.

Мою соседку Аннэт Васильевну выписали ещё вчера, а это значит, что уже вторую ночь я буду засыпать без отрывков из её биографии. Жалко, приятная была тётенька. Побаивалась меня поначалу, правда, но я быстро оставила всякие поползновения к диалогу.

Весь световой день милая женщина проводила на всевозможных процедурах, беседах с разными специалистами, прогулках по территории нашей здравницы и в свиданиях со своими посетителями. По большому секрету она поведала, как знала, что я никому не расскажу, что общаться с местным контингентом ей не по её больной душе, поэтому это даже хорошо, что я могу только слушать. Так из очередной ночной исповеди я узнала, за что свежая ягодка сорока пяти лет мотает срок в нашей психиатрической зоне.

Виной всему беспокойство мужа Аннэт Васильевны за её здоровье и свою жизнь. Дело в том, что супруг моей соседки имел смелость связаться со своей секретаршей по нерабочим, чуждым для традиционных семей, вопросам. И, как это свойственно всем молодящимся в неверности мужчинам, он совершенно не помыслил о последствиях выбранной им бесстыдной линии поведения. Ну вот ни на ум ему не пришло, ни ещё куда, что тайна на двоих – это кому секрет, а кому и повод похвастаться.

Вот и секретарь лёгкого поведения известила Аннэт Васильевну об интимных похождениях её супруга в надежде самой стать женой своего начальника. Отделалась расчётливая дамочка увольнением, а вот неверному мужу повезло меньше: в пылу возмущённой ревности моя соседка рванула на себя верхний ящик фамильного комода, вытащила наградной дедов ПМ да пальнула в перепуганного изменника. На радость обоих пистолет был заряжен паутиной и пылью, посему смерть супруга перенеслась на известную только кудеснице-судьбе дату.

Казалось бы, конфликт исчерпан: муж, едва не сходивший под себя, сбегал за букетом, искренне покаялся, пару раз грозился самоубиться в разлуке. Жена, чуть было не сменившая перины на нары, поцеловала, извинила, обещала любить, что прежде и, может, больше. Конфликт исчерпан, слезы вытерты, как говорится, живите долго и счастливо. Да только вот ни у кого не получилось: шибко тогда ранил два ЗАГСом повязанных сердечка ответный визит секретарши. Зарёкшийся даже смотреть на других женщин супруг шарахался от каждого движения законной половинки. А супруга еженощно сквозь сон бормотала сакраментальное «скотина» и сентиментальное «убью». Утомившись от бесконечных опасений за свою неприкосновенность, номинальный глава семейства проспонсировал единственной и ненаглядной психиатрический санаторий, дабы наконец-таки снять с Аннэт Васильевны ужасающий их обоих убийственный стресс.

Когда лечение моей соседки подошло к концу, я лишилась изумительных рассказов о жизни домохозяйки значительного лица. Накрываясь в одиночестве жёстким одеялом, упакованным в накрахмаленный чехол, я в который раз пыталась вспомнить что-нибудь эдакое и из своего прошлого. Наверняка у меня тоже насыщенная биография! Не даром же я здесь? Из-за чего-то же я перестала говорить на понятном всем языке? Или я всегда так общалась? Но как бы тогда мы познакомились с Ромой? Я же не русалка, которая обменяла свой голос на любовь? Та же совсем онемела, а я вон – мычать могу. Не на сдачу же мне эту важную способность оставили. Или у меня бонусная карта из этого обменника есть?

На место вербально солирующей Аннэт Васильевны пришла молчаливая грусть. Как я ни старалась припомнить, было ли мне вообще о чём тосковать, в голову препиралась лишь вероятность того, что в той жизни я всё-таки разговаривала. Наверное… Да нет, там я сто процентов открыто болтала со всеми. Там точно не было таблеток и этой дурацкой солянки. Там по-любому у меня имелись куча приключений и вал всякий разных занимательных историй. Главное, там, я просто уверена, со мной был Рома. И он мне улыбался. Вот так! Мой Рома….

Рома – мозг непослушно рвал его лицо на части, оставляя перед закрытыми глазами мутный образ того, кто Там, бесспорно, был для меня Всем.

– Привет! Не спишь?

Я открыла убаюканные глаза в ответ на требовательный шёпот.

– Эй, ты помнишь меня? – Катарина, запахнув непослушный шёлк халатика, села на край моей кровати.

Всё-таки она больше уместна на экране телевизора, что транслирует мелодрамы для поста дежурных медсестёр, чем у меня в палате.

– Не спишь? Ну вижу же, что не спишь. Как там тебя?

– Мася.

– О, точно, Мася, а я всё вспомнить не могла. А я Кати, – она протянула мне перламутровый маникюр для пожатия.

– Француженка? – я непроизвольно озвучила первое, что пришло в голову от ударения, нарочито брякнутого на последний слог.

– Нет, – Катарина попыталась поморщиться. – А похожа что ли? Они же все страшные!

– Я не знаю, – тут я не соврала. Я вообще забыла, когда последний раз говорила неправду. В коммуникативной изоляции лгать довольно-таки сложно.

– А я к тебе переезжаю, ты же не против?

– Я? Нет, а…

– Моя соседка ужасно храпит. Не выношу эти звуки. Я из-за этого ни с одним парнем рассталась. А они знаешь, какие перспективные были. Ууу! И что, я после этого буду терпеть храпы от какой-то психованной бабки?

– Ну да…

– Не волнуйся, это ненадолго. Я заплатила за вип-палату, поэтому скоро перееду туда. А пока поживу с тобой. Ночью таскаться с вещами мне не разрешили, но неофициально поспать с тобой я могу. Ты же точно не против?

– А почему ты решила, что я буду против? – я входила во вкус словарного бартера.

– Ну мне сказали, что ты буйная.

– Странно. Буйные лежат в другом корпусе.

– Вот и я удивилась! Сколько здесь бывала, а чтоб буйные в платном отделении – первый раз такое встречаю.

– Так ты здесь…, – я замолчала, едва шуршащие шаги дежурной медсестры коснулись моего слуха.

– У вас всё нормально? – сменщица Эвелины мониторила обстановку.

– Нормально-нормально, спасибо, – Катарина взяла из её рук свежее постельное белье.

Я кивнула на адресованный мне взгляд, подразумевающий тот же вопрос.

– Вы, это, если что – зовите, – медсестра, обращаясь к Катарине, старалась незаметно указать на мою персону.

– Да не волнуйтесь, мы поладим, – девушка оптимистично принялась приводить спальное место в надлежащий вид.

Я снова кивнула. Ну на всякий случай.

Медсестра вздохнула в тон «неспокойно на душе» и покинула палату, аккуратно прикрыв за собой дверь.

– Да, я здесь не в первый раз, если ты об этом, – Катарина упаковывала подушку в предназначенный для этого отрез ткани.