А. Миров - Два мира – 2

Дождь, искренне разделяя позицию оперуполномоченного капитана ОВД, забарабанил по подоконнику с удвоенной силой. Он будто хотел оторвать несимпатичный декор от панельной архитектуры. А Вася хотел одного – покоя. Но это был тот нередкий случай, когда мечты не изволят сбываться.

Алина привычно встретила меня у двери. Привычно улыбнулась. Привычно сказала «привет, милый» и привычно украсила вешалку моим пальто. Достаточно много обыденности на мои квадратные метры.

Удивительно, как рьяно человечество отстаивает своё право на полную стабильность и стабильную полноту. Как только ощущение приятной финансовой и социальной стагнации заключит вас в свои задушевные объятия – всё, круг замкнулся, больше нет смысла жить. Потому что вся твоя жизнь и была гонкой за этим расслабляющим постоянством.

– Милый, скорее мой руки, будем ужинать, – Алина напомнила о своём присутствии тонким голоском из кухни.

Да, милая, сейчас. Сейчас будем ужинать прекрасными блюдами из ресторана. Потом будем делать вид, что всё это пищевое искусство – твоих рук дело. А дальше мы пойдём в спальню: ты отдыхать от проплаченного образования в престижном ВУЗе, я – от оплачиваемой должности, которая мне нужна так же, как и ты.

Виски сдавило унылой болью, которая обещала мне не самую приятную совместную ночь с отравленными обломками утра.

Алина, нарядившись согласно театральному этикету, прислонилась к дверному косяку и покладисто ожидала, когда я закончу мыть руки.

– Милый, как дела на работе?

– Хорошо, милая.

Так хорошо, что я предпочёл бы провести этот вечер там, но только не в компании с тобой, милая.

– Как тебе рыба, милый?

– Очень вкусно, спасибо.

Шеф-повар ресторана, где ты приноровилась заказывать еду на дом, отлично готовит, так и передай ему в ближайший раз, милая.

– Милый, завтра нас Шевцовы приглашают на ужин.

– Кто эти люди, милая?

– Ну как же, ты забыл? Я же тебе рассказывала: с Виолеттой мы учимся на одном курсе, а Юрка Шевцов, её муж, бизнесмен, занимается строительством.

– Очень познавательно.

– Они ждут нас к семи. Будут ещё Громовы и эта проститутка Лисневская. Её опять бросил очередной спонсор, так что полвечера придётся слушать её страдания.

– Слишком увлекательно. Искренне жалею, что не смогу составить тебе компанию.

– Почему, милый?

– Потому что завтра, милая, я весь день буду на своей грёбанной работе разбирать грёбанные отчёты таких же грёбанных подчинённых. И уже после всего этого грёбанного замкнутого круга мне меньше всего захочется ужинать с какими-то грёбанными Шевцовыми, Громовыми и брошенной проституткой. Тебе понятно, милая?

Она поднялась из-за стола, оставив после себя терпкий шлейф дорогих духов с примесью обиды. Лучше бы ты вместо нашей спальни направилась прямиком к лифту, милая. Хотя почему это «нашей спальни»? Неужели успел наступить тот скорбный день, когда все моё стало «нашим»? Почему я упустил из виду это крупное недоразумение? Ведь требуется запомнить эту важную дату, в обязательном порядке отшрамировать её чёртовыми цифрами всю свою сущность, дабы иметь ежегодный повод приглашать к себе на праздничный ужин чету грёбанных Шевцовых с отвергнутой проституткой.

– У тебя был плохой день, милый?

Алина быстро отходила от чужих раздражённых эмоций, потому что признавала только свои: ощущения других её волновали так же, как и меня ужин Шевцовых. Ей ничего не стоило сделать первый шаг после любой по масштабу ссоры, если ей это было нужно. Её не оскорбляли выпады извне, потому что нечего было оскорблять внутри: пустое тело, выращенное заботливыми благосостоятельными родителями для «достойного мужчины из хорошей семьи». Человек-вещь. А вещь не умеет обижаться или досадовать на ваше плохое расположение духа. Не имеет такой опции в своей простейшей структуре.

– Милый, что-то случилось на работе?

– Милая, а ты помнишь, как меня зовут?

– Конечно, помню! Что за вопросы, ми… Рома!

Она подошла ко мне сзади и обняла за плечи. Провела ладонью по щеке, спустилась ниже и взяла меня за руку.

– Ну пойдём же. Я помогу тебе забыть твой плохой день.

– Это твоя основная функция, не так ли? Милая.

– Дорогой… Рома, я не понимаю, о чём ты, – она по инерции продолжала тянуть меня в сторону спальни. Моей спальни.

– Помогать забыть плохой день и ничего не понимать при этом… Чем ты лучше той проститутки, милая?

Её мозг не спеша, дабы избежать сотрясения, впитывал прозвучавшие слова. Алина неуверенно отпустила мою руку, чтобы отреагировать как подобает всякой уважающей себя героине малобюджетного сериала.

– Если ты меня ударишь, то слово «милая» я собственноручно выбью на твоей могильной плите.

Она замерла с поднятой рукой, ещё секунду назад готовой влепить мне пощёчину. Было забавно наблюдать, как меняется выражение её лица в соответствии с обработкой поступившей информации.

– Ну что же ты, милая? Хочешь сказать что-то ещё?

Она со всем своим купленным богатыми родителями достоинством покинула кухню, удачно, по её мнению, замаскировав собственный проигрыш. Это привычно для неё – хамелеонить в такт обстоятельствам и проигрывать. Ровно так же, как и встречать моё тело по вечерам, улыбаться и угощать чужим ужином. Эта примитивная вещь, существующая на рефлексе, втянула меня в свою убогие шаблоны, окружив банальными киношными трафаретами совместного проживания. Она предсказуема настолько, что понятие «уважение» в её контексте оскорбительно для этого слова. Уважать можно только равных. А вещь – это даже не человек, мыслящий по детской кальке. Вещь – это тряпьё внутри и снаружи. Сейчас она сидит на кровати, моей кровати, и думает, что думает. Ах, что же делать в таких случаях? Видела ли я где-нибудь подобные ситуации? Какой алгоритм мне выбрать для здесь и сейчас? Разумеется, она не сможет найти никакого варианта развития, поэтому обыкновенно пойдёт на встречу.

– Милый, нам нужно посетить семейного психолога, – она явила себя коридору, разложив наманикюренные руки по обезжиренным бокам.

Всё-таки я плохо знаю околоженский кинематограф, спасибо собственному образованию. Оказывается, и на эти случаи у хилого сценария есть мощный аргумент – семейный психолог. Что может быть прекраснее? Только ужин у Шевцовых под жалобы покинутой проститутки Лисневской.

– Рома, прекрати улыбаться, я говорю совершенно серьёзно. У нас проблемы!

– У кого это у нас?

– У нас с тобой, Рома.

– Большие?

– Большие…

– Думаешь, психолог нам поможет? Или, может, сразу к священнику, чтобы наверняка?

– Рома!

– Перекрестимся, выпьем из кадила, и вуаля, проблем нет.