Александр Черенов - Заговор против заговора: ГКЧП-3. Книга вторая

– Политические убеждения? – озабоченно нахмурился Ельцин.

Лицо генерала растянуло неуставной усмешкой.

– Только не говори, что армия – вне политики! – «отработал наперехват» Ельцин.

– Не скажу, Борис Николаевич! Но и за политические убеждения Калинина тоже ничего не скажу. Потому что таковых нет в природе! Да и как бы он с политическими убеждениями оказался в Москве?! Так что, всех «политических убеждений» у него – «два „у“: угадать и угодить»!

Ельцин – впервые за время контакта – легко, от души рассмеялся.

– Хорошо определил, Костя! Молодец! А – Самсонов?

Воодушевлённый похвалой вождя, Кобец ещё раз осклабился.

– Из того же теста и от того же корыта, Борис Николаевич!.. Самсонов Виктор Николаевич, сорок первого года рождения. Училище окончил в Благовещенске. Тоже – две академии. Начинал в морской пехоте, где дослужился до командира роты. Потом – в мотострелковых и танковых частях. Имеет большой опыт штабной работы: от полка – до округа.

– Значит, не дурак, – одобрительно усмехнулся Ельцин.

– Совершенно верно, Борис Николаевич: себе на уме. До Ленинграда, до девяностого года, опыта командования округами не имел. Зато имеет опыт специфического характера: был военным комендантом Еревана и пытался урегулировать конфликт из-за Нагорного Карабаха.

– Ещё и дипломат!

– Именно поэтому, Борис Николаевич, он и не будет суетиться не по уму. Хотя, как нам стало известно, ГКЧП планирует назначить его военным комендантом Ленинграда, чтобы он ввёл чрезвычайное положение в городе и окрестностях.

– Твои прогнозы?

Кобец уверенно покачал головой.

– На словах, может, он и подчинится ГКЧП. Даже, может, издаст распоряжение о введении ЧП. Но де-факто будет держать нейтралитет. Войска в город он вводить не станет, разгонять митинги – тоже. Максимум: усилит охрану военных объектов – но это ведь не преступление.

– Это – хорошо, – одобрительно блеснул линялыми глазами Ельцин. – Но как быть с «Альфой»? Насколько я знаю, её одной хватит для того, чтобы разогнать всё наше ополчение. Или я ошибаюсь?

Под требовательным взглядом «Верховного Главнокомандующего» Кобец осел плечами – так, словно разом сдулся.

– Нет, Борис Николаевич: не ошибаетесь. «Альфа» – это действительно серьёзно… Поэтому мы и подошли к решению её проблемы тоже серьёзно и ответственно.

– Понимаю, – одобрительно хмыкнул Ельцин. – Сам себя не похвалишь – от других не дождёшься.

Кобец оперативно покраснел.

– Честное слово, Борис Николаевич: вопрос проработан и отработан!

– Каким образом?

– Наш Председатель КГБ… ну, российский…

– Иваненко?

– Да… Так, вот: Иваненко уже имел беседу с командиром «Альфы» генералом Карпухиным. В ходе этой беседы он дружески посоветовал Карпухину не вмешивать «Альфу» в политику. Точнее: не дать себя втянуть.

– И что – Карпухин? – оживился Борис Николаевич.

– Обещал подумать.

Ельцин облегчённо выдохнул – и по-медвежьи тяжело отвалился на спинку кресла.

– Ну, это – другое дело! Хвалю, Костя: хорошая работа! И какой вывод ты делаешь с учётом всей полноты информации?

– ГКЧП не имеет полного контроля даже над своими силами, Борис Николаевич.

– «Без б»?

– «Отвечаю»! – «в унисон» осклабился генерал.

– Значит, «добьём фашистского зверя в его логове»?

– Добьём, Борис Николаевич!

– Ну, дай Бог…

Взгляд Ельцина уже переключился на Силаева.

– Иван, как у нас обстоит с информацией по Павлову?

Российский премьер, заскучавший, было, без хозяйского внимания, встрепенулся.

– Всё – под контролем, Борис Николаевич. Мы знаем всё, что делается в Кабмине и по его линии в ГКЧП. Там – наш человек.

– «Наш человек в Гаване»? – ухмыльнулся Ельцин, косясь почему-то не на Силаева, а на Кобеца.

– Ну, разве, что: «наш человек в Гаване» -бис, – ухмыльнулся премьер: немножко можно. – Я имею в виду Щербакова, заместителя Павлова. Он уже сейчас блокирует все «неправильные» инициативы Павлова. А в случае форс-мажорных обстоятельств он и вовсе, как говорят баскетболисты, «наглухо закроет» премьера. Его подстрахует Воронцов – ещё один наш министр в кабинете Павлова. Я проинструктировал обоих насчёт форс-мажорных обстоятельств.

– «Форс-мажорных обстоятельств»! – недовольно поморщился Ельцин. – Как же вы любите эту иностранщину! Неужели трудно сказать по-русски: «в случае непредвиденных обстоятельств»?! Чем засорять язык, уж, лучше просто сказать: «в случае какой закавыки»!

Силаев «дружно» опустил голову: знал, что в такие минуты Борису Николаевичу лучше «не попадаться на глаза».

– И, потом: кроме Щербакова, у Павлова есть и другие заместители. И вряд ли все они – «наш человек в Гаване» -бис… Например, этот… как его… Догужиев.

«Забыв устав», Силаев пренебрежительно махнул рукой.

– Этот будет «помалкивать в тряпочку» до самого конца, Борис Николаевич! Голову даю на отсечение: не то, что его политической позиции – мы и самого его не увидим и не услышим!

– Да?

Отходя душой, Борис Николаевич для порядка всё ещё угрожающе маневрировал бровями.

– Голову даю на отсечение! – стукнул себя в грудь Силаев.

– Ладно: наврёшь – отсеку! – «не совсем пошутил» Ельцин. – Но, в целом, Кабинет министров ведь поддержит ГКЧП?

– Ну, и чёрт с ним! – ухмыльнулся Силаев. – Слова – они и есть слова! Уверяю Вас, Борис Николаевич: дела за ними не последует. Они все – «политические импотенты», подстать своему премьеру! Все будут терпеливо ждать «указания сверху»: от Горбачёва.

– Ну, хорошо…

Ельцин тяжело поднялся на ноги. Вскочили и оба «столовника».

– Реког… реконос… как это, Костя?

– Рекогносцировка, Борис Николаевич.

– Да: рекогносцировкой на местности я удовлетворён. Мы готовы – если только вы не обманываете меня.

– Что Вы, Борис Николаевич! – «в унисон» побледнели визитёры.

– Тогда будем ждать первого хода ГКЧП!

Тяжёлая ладонь Ельцина с грохотом опустилась на дубовую столешницу.

– Ждать – и готовиться…

Глава «Организации» ещё раз пробежался глазами по разложенным на столе донесениям служб – и нажал потайную кнопку, вмонтированную снизу в тяжёлую дубовую столешницу. Секретарь появился бесшумно и незаметно, словно бесплотным духом просочившись сквозь двери. При виде человека, почтительно склонившего тут же после «материализации», Председатель Совета добродушно усмехнулся: от большинства масонских привычек он сумел отучить секретаря – но одна, всё же, осталась.

Секретарю очень нравилось являться перед лицом начальства, как чёрт из табакерки, чтобы походить, если не на члена масонской ложи, то хотя бы на секретаря Святейшей Инквизиции. Сначала Председатель иронизировал – но вскоре привык: дело своё секретарь знал отменно, лучшего помощника нечего было и желать, а небольшая склонность «к театру», в конце концов, даже стала нравиться Председателю. В этом самоуничижении было что-то ласкающее душу начальства.