Фридрих Глаузер - Температурная кривая. Перевод с немецкого Людмилы Шаровой

Выйдя и вагона в Базеле, вахмистр донес свой чемодан и чемодан своей попутчицы до таможни, после этого попрощался с ней и тут столкнулся с мужчиной, на голове которого была шапка, выглядевшая как бракованный цветочный горшок; белая монашеская ряса покрывала худое тело и ноги – голые, обутые в открытые сандалии…

Вахмистр Штудер ожидал сердечного приветствия. Его не было. Лицо с острой бородкой выглядело боязливым и печальным, рот – какими бледными были его губы! – пробормотал:

– А, инспектор! Как дела?

И не дожидаясь ответа, отец Маттиас подошел к девушке, которая ехала со Штудером, и взял у нее чемодан. Перед вокзалом оба сели в такси и уехали.

Вахмистр расправил могучие плечи. Пророчества капрала-ясновидца, которые священник поведал трем криминалистам в кофейне при Парижском центральном рынке, явно нуждались в подтверждении. Поскольку священник доверился им, то Штудер считал, что это теперь его долг охранять… – как же ее звали? Неважно!.. женщину на Шпаленберг, опасность для которой каким-то образом была связана со свистом… Свист… Что может свистеть? Стрела… Духовое ружье… Что еще? Змея?.. Это все были случаи из детективных историй господина Конан Дойля, которые имели дело со спиритистами. Там была одна история… Как она называлась? Пестрый… пестрая… Да, «Пестрая лента!» Там змея ползла по шнуру звонка. Да, господину Конан Дойлю не откажешь в фантазии! У Штудера кончились его Бриссаго. Французы были очень любезны и гостеприимны, но о Бриссаго они не подумали… И поэтому вахмистру пришлось наполнить свой продолговатый кожаный портсигар в вокзальном киоске. Однако, он отказался от удовольствия немедленно зажечь одну из этих сигар, а сначала отправился в буфет, где он спокойно съел обильный завтрак. После этого он решил навестить своего приятеля, который жил на Миссионштрассе.

Штудер пошел в обход, свернув сначала на Фрaйенштрассе, поскольку было раннее утро и он не хотел потревожить приятеля слишком рано. Он шел, качая головой, не боясь вызвать подозрение у прохожих, так как в этот ранний час вокруг не было никого, кого могло бы заинтересовать покачивание головой, сопровождающееся разговором с самим собой. Вахмистр Штудер качал головой и бормотал:

– Он не дружит с ангелами.

И отец Маттиас, кажется, действительно был человеком, который склонен к интригам.

На рыночной площади вахмистр покачал еще раз головой и пробормотал: «Маленький Якобинек передает привет старому Якобу». Все-таки Хеди – странная баба!.. Теперь ей уже скоро пятьдесят, к тому же бабушка, но она все еще любила оригинальные выражения. Раньше Штудер рассердился бы на это. Но после двадцати семи лет супружеской жизни можно научиться быть снисходительным… ах, Хеди!.. У жены жизнь не всегда была легкой. Но она была крепкий орешек… А теперь хорошая бабушка…

Бабушка… Штудер взглянул вверх, остановился, потому что дорога шла в гору. Правильно: Шпаленберг! И перед ним светился номер…

Вдруг ворота дома распахнулись, на улицу выбежала девушка и, поскольку вахмистр был единственным прохожим на улице, она схватила его за рукав и, задыхаясь, проговорила:

– Пойдемте со мной!.. Моя мать!.. Там пахнет газом!..

И вахмистр Штудер из Бернской криминальной полиции последовал за своей судьбой, на этот раз в облике молоденькой барышни, которая предпочитала курить крепкие французские сигареты и носила меховой жакет, серые замшевые туфли и серые шелковые чулки.

– Стой здесь! – приказал Штудер, после того как он, пыхтя, взобрался на третий этаж. Без сомнения, там был отчетливый запах газа! Ни щеколды, ни ключа в двери… Еловая дверь и хлипкий замок…

Штудер разбежался с шести шагов, не больше. Но простая еловая дверь не смогла выдержать стокилограммового удара. От этого удара дверь послушно подалась – не древесина, а замок – и оттуда навстречу Штудеру хлынуло плотное газовое облако. К счастью, у него оказался большой носовой платок. Штудер крепко завязал его узлом на затылке, так что он закрыл рот и нос.

– Стой снаружи, барышня! – крикнул Штудер. Два шага – и он пересек крохотную кухню и распахнул дверь. Жилая комната была квадратной, с побеленными известью стенами. Вахмистр открыл окно и высунулся наружу… Наконец-то, можно было снять с лица носовой платок, словно отслужившую масленичную маску…

Лабиринт крыш… Дым из каминов мирно поднимался в холодном зимнем воздухе. Иней поблескивал на темных кирпичах. А из-за самого высокого выступа крыши медленно выползало зимнее солнце. Сильный сквозняк уносил из комнаты ядовитый газ.

Штудер повернулся и увидел низкий письменый стол, диван, три стула; на стене телефон. Он пересек помещение и попал в похожую на коридор кухню. Оба крана газовой плитки были открыты, газ со свистом выходил из газовых горелок. Штудер поспешил закрыть краны. Это было не так просто, так как мешало кресло, покрытое зеленой вельветовой накидкой. В нем сидела пожилая женщина, выглядевшая удивительно спокойной, и, казалось, спала. Одна рука покоилась на подлокотнике; вахмистр взял ее, постарался нащупать пульс, покачал головой и осторожно положил холодную руку обратно на резной подлокотник.

Кухня в самом деле была крохотной. Скорее коридор, полтора на два метра. Над газовой плиткой на стене висела деревянная полка. Жестяная посуда – когда-то эмалированая, а теперь потемневшая, с облупленной глазурью, с надписями «Кофе», «Мука», «Соль»… Все указывало на бедность. И сквозь легкий запах газа, который еще оставался в помещении, отчетливо проступал другой: камфора…

Запах старой женщины, одинокой старой женщины.

Это был очень специфический запах, который Штудер хорошо знал; он знал его из крохотных квартир на Метцгергассе, где старым женщинам время от времени становилось невыносимо тоскливо или невыносимо одиноко, и тогда они открывали газовый кран. Иногда, впрочем, это были не одиночество, не тоска, а нужда…

Штудер подошел к входной двери. Слева от нее, на косяке, под белой кнопкой звонка была табличка:

Жозефа Клеман-Хорнусс

Вдова

Вдова! Как будто вдова может быть профессией!..

Он позвал девушку, которая стояла, прислонившись к перилам веранды, – дом был построен с юмором: веранда вела в маленький садик, при том что квартира была на третьем этаже, а маленький садик был окружен каменной оградой, в которую была встроена дверь; куда вела дверь?.. Скорее всего, в переулок… он еще раз позвал девушку и она подошла поближе. Это было естественным и само собой разумеющимся, что вахмистр мягко подвел девушку к креслу, в котором мирно дремала старая женщина.

Но в то время как дочь вытащила свой крохотный носовой платочек и вытирала слезы, нечто странное бросилось в глаза вахмистру: