Фридрих Глаузер - Температурная кривая. Перевод с немецкого Людмилы Шаровой

Старая женщинa в кресле была одета в красный домашний халат, весь в кофейных пятнах. Но на ногах у нее были высокие зашнурованные ботинки – уличная обувь, а не шлепанцы!

Штудер поискал глазами газовый счетчик: он был высоко на стене, как раз рядом с дверью квартиры, на деревянной полке, и его циферблат выглядел как зеленое, толстое, искаженное гримасой лицо.

И входной газовый кран выглядел тоже скошенным!..

Он был скошенным. Точнее говоря, он был повернут под углом сорок пять градусов…

Почему кран был открыт только наполовину? Почему не полностью?

Вообще, весь случай выглядел странно. Вахмистр был из Бернской криминальной полиции, поэтому он должен был обстоятельно объяснить базельцам, к какому он пришел к заключению. Впрочем, это похоже на самоубийство, самоубийство светильным газом – ничего необычного. Ничего необычного…

Штудер прошел в жилую комнату, которая в то же время служила спальней, – в углу стоял диван – и стал искать телефонный справочник. Он лежал на письменном столе, рядом с разложенными игральными картами. В то время как он искал номер санитарной полиции, вахмистр рассеянно подумал, как это было необычно, что самоубийца перед смертью раскладывала пасьянс… Из телeфонного справочника на пол выпал лист бумаги. Штудер поднял его и положил рядом с разложенным пасьянсом – странная деталь – карты были выложены в четыре ряда, а наверху в левом углу лежал пиковый валет… Штудер нашел нужный номер. В трубке долго гудело. Санитарная полиция, вероятно, продолжала праздновать Новый год. Наконец, ответил тягучий голос. Штудер доложил: «Шпаленберг 12, третий этаж, Жозефа Клеман-Хорнусс. Самоубийство»… И повесил трубку.

Он все еще держал в руке листок бумаги, который выпал из телефонного справочника. Пожелтевший листок был сложен неисписанной стороной наружу. Штудер развернул его. – Температурная кривая…

HÔPITAL MILITAIRE DE FEZ.

Nom: Cleman, Victor Alois. Profession: Géologue.

Nationalité: Suisse.

Entrée: 12/7/1917. – Paludisme.

В переводе на немецкий это означало, что речь шла о неком Клемане Викторе Алоизе; профессия: Геолог; гражданство: Швейцария; дата поступления: двенадцатое июля тысяча девятьсот семнадцатого. Мужчина с диагнозом малярия.

У температурной кривой было несколько крутых пиков, она тянулась с двенадцатого по тридцатое июля. А тридцатого июля синим карандашом был изображен крест. Тридцатого июля умер Клеман Виктор Алоиз, геолог, швейцарец.

Клеман?.. Клеман-Хорнусс?.. Шпаленберг 12?..

Штудер вытащил записную книжку. То же самое было написано на первой странице рождественского подарка!..

– Барышня! – закричал Штудер; это обращение, по-видимому, не очень удивило девушку в меховом жакете.

– Послушай, барышня, – сказал Штудер. Девушка приблизилась. Он положил записную книжку на стол и стал вчитываться в записи, при этом задавая девушке вопросы.

И это теперь выглядело так, как будто вахмистр начал расследование нового дела.

– Это был твой отец? – спросил он, указывая на имя над температурной кривой.

Кивок.

– Как тебя зовут?

– Мари… Мари Клеман.

– А я вахмистр Штудер из Берна. Вчера человек, который встретил тебя сегодня утром на вокзале, попросил меня о помощи – в том случае, если что-нибудь произойдет в Швейцарии с его родственниками. Он рассказал мне сказку, но из этой сказки одно оказалось правдой: твоя мать мертва.

Штудер остановился. Он думал о свисте. Никакой стрелы. Никакого духового ружья. Никакой пестрой ленты… Газ!.. Газ тоже свистит, если выходит из газовой горелки… Тоже?.. И опять склонился над температурной кривой.

Вечерняя температура восемнадцатого июля и утренняя температура девятнадцатого была 37.25. Над этой чертой было отмечено:

«Сульфат хинина 2 км»

С каких пор хинин давали километрами? Описка? Вероятно, речь шла об инъекции и вместо 2 куб. см, что было бы сокращением для кубического сантиметра, какой-то растяпа написал «километр».

Странно…

– Твой отец, – продолжал Штудер, – умер в Марокко. В Фезе. Как я слышал, он там занимался разведкой руд. Для французского правительства… Кстати, кто был тот человек, который встретил тебя сегодня на вокзале?

– Мой дядя Маттиас, – ответила Мари удивленно.

– Все сходится, – сказал Штудер. – Я познакомился с ним в Париже.

Воцарилось молчание. Вахмистр сидел за низким письменным столом, удобно откинувшись назад. Мари Клеман стояла перед ним и теребила свой носовой платок. Тишину нарушил пронзительный звонок телефона. Мари хотела встать, но Штудер дал ей знак, чтобы она оставалась на месте. Он взял трубку и ответил так, как он обычно отвечал в офисе своего управления:

– Да?

– Можно фрау Клеман?

Неприятный голос, резкий и громкий.

– В настоящий момент нет, могу я ей что-то передать? – спросил Штудер.

– Нет-нет! Впрочем, я знаю, что фрау Клеман мертва, Вы меня не проведете. Вы, наверное, из полиции? Хахахаха…

Настоящий актерский смех! Человек произносил «Ха». Затем в трубке послышались гудки.

– Кто это был? – спросила Мари боязливо.

– Шутник, – сухо ответил Штудер. И вслед за этим спросил, – А где сейчас твой дядя Маттиас?

– Католические священники каждое утро, – ответила устало Мари – каждое утро должны служить мессу… Где бы они ни находились. Иначе, я думаю, им нужно получить разрешение… От Папы… или от епископа… я не знаю…

Она вздохнула, взяла температурную кривую и стала внимательно ее изучать.

– Что это значит? – вдруг спросила он и указала на синий крест.

– Это? – Штудер встал за девушкой. – Это, скорее всего, день смерти твоего отца.

– Нет! – вскрикнула Мари. Зaтем она продолжала более спокойно. – Мой отец умер двадцатого июля. Я сама видела свидетельство о смерти и письмо генерала! Мой отец умер двадцатого июля 1917.

Она замолчала и Штудер замолчал тоже.

После недолгого молчания Мари продолжала:

– Мать рассказывала об этом довольно часто. Двадцать первого июля пришла телеграмма, телeграмма должна быть, насколько я помню, в письменном столе, во втором ящике снизу. А потом, примерно через четырнадцать дней, почтальон принес большой желтый конверт. В нем было не так много. Паспорт отца, четыре тысячи франков в купюрах алжирского государственного банка и письмо с соболезнованием от французского генерала. Лиотей было его имя. Очень лестное письмо: Как хорошо господин Клеман представлял интересы Франции, как благодарна была страна господину Клеману за то, что он разоблачил двух немецких шпионов…

– Двух шпионов? – переспросил Штудер. Он сидел на стуле в углу у открытого окна, уперев локти в бедра и сложив руки, и пристально смотрел в пол.

– Двух шпионов? – повторил он.

Мари закрыла окно. Она смотрела во двор, ее пальцы выстукивали однообразный ритм на оконном стекле и от ее дыхания на нем образовалось мутное пятно; маленькие капельки, конденсируясь, стекали вниз и скапливались на оконной раме.