Фредерик Форсайт - Призрак Манхэттена

Приют Сестер Милосердия Ордена Св. Винсета Паульского, Париж, сентябрь 1906 г.

Над моей головой по потолку змеится трещина, а рядом с ней паук плетёт свою паутину. Странно представить, что этот паук переживет меня и через несколько часов, когда меня уже не станет, он все еще будет здесь. Удачи тебе, паучок, плети паутину, чтобы поймать муху и накормить своих деток.

Как же это все произошло? Как же вышло, что я, Антуанэтт Жири, 58-ми лет от роду, лежу в приюте для страждущих Парижа, которым заправляют добрые сестры милосердия, и готовлюсь к встрече с Создателем? Не думаю, что я была уж очень хорошим человеком, уж точно не таким хорошим, как эти сестры милосердия, которые постоянно убирают этот нескончаемый бардак, связанные по рукам и ногам своей клятвой умеренности, целомудрия, смирения и послушания. Подобные вещи мне никогда не подходили. Дело в том, что у них есть вера. А у меня ее никогда не было. Может быть, пришло время, и она появилась и у меня? Возможно. Ибо я покину этот мир прежде, чем ночное небо заполнит собою маленькое высокое окошечко – там, в пределах моего поля зрения.

Я здесь, наверное, потому, что просто-напросто у меня кончились все деньги. Ну, почти все. Под моей подушкой лежит маленькая сумочка, о которой никто не знает. Но она – для особой цели. Сорок лет назад я была балериной: стройной, молодой и красивой. Так говорили мне все те молодые люди, которые ждали меня у служебного входа. И они были привлекательными, со своими чистыми, источающими аромат, молодыми крепкими телами, которые могли давать и получать столько удовольствия.

А самым красивым из них был Люсьен. Все хористки называли его Люсьеном Красивым, потому что его лицо заставляло девичьи сердца стучать подобно барабану. Однажды одним солнечным воскресеньем он повел меня в Булонский лес и сделал мне предложение, как и полагается, встав на колено, и я приняла его предложение. Через год он погиб в сражении с прусскими войсками под Седаном. После этого мне долгое время не хотелось ничего слышать о браке – почти пять лет, пока я танцевала в балете.

В 28 лет моя балетная карьера закончилась. Ведь я встретила Жюля, мы поженились, я забеременела крошкой Мэг. Кроме того, я начала терять былую гибкость, превратившись в немолодую танцовщицу, ежедневно сражающуюся за то, чтобы сохранить стройность и пластичность. Но директор, добрая душа, хорошо обошелся со мною. Хормейстерша как раз уволилась, и директор сказал, что у меня был достаточный опыт, и что он не хотел искать преемницу вне Оперы. Поэтому он назначил меня. Maîtresse du Corps de Ballet . Как только родилась Мэг, и ей была найдена кормилица, я приступила к своим обязанностям. Это было в 1876 году, через год после открытия новой великолепной Оперы Гарнье. Наконец-то мы избавились от тесных обувных коробок, что были у нас раньше на улицы Ле Пелетье, война окончилась, мой любимый Париж восстановлен и жизнь наладилась.

Мне было даже все равно, когда Жюль встретил эту свою толстую бельгийку и удрал в Арденны. Скатертью дорога. По крайней мере, у меня была работа, гораздо лучше того, что мог найти он. Во всяком случае, она позволяла мне содержать мою маленькую квартирку, растить Мэг, а по вечерам смотреть, как мои балетные воспитанницы услаждают взоры всех коронованных особ Европы. Интересно, что случилось с Жюлем? В любом случае, уже поздно наводить справки. А Мэг? Балерина и хористка, как и ее мать – это все, что я могла для нее сделать – до того ужасного падения 10 лет назад, из-за которого ее правое колено утратило подвижность навсегда. Но даже тогда ей повезло, правда, и здесь не обошлось без моей помощи. Теперь она костюмер и личная камеристка величайшей оперной Дивы в Европе, Кристины де Шаньи. Конечно, если вы только не ставите выше эту неотесанную австралийку Нелли Мелба. Хотелось бы мне знать, где Мэг сейчас? Возможно в Милане, Риме, Мадриде? Там, где сейчас выступает Дива. Подумать только, что когда-то я кричала на виконтессу де Шаньи, призывая ее к дисциплине и порядку!

Так что же я делаю здесь, в ожидании преждевременной кончины? 8 лет назад я ушла со своей должности, как раз в мой 50-й день рождения. Все были со мной очень милы – обычные вежливые банальности. И щедрая премия в награду за 22 года моей службы в качестве Maîtresse du Corps de Ballet . Вполне достаточная для того, чтобы прожить на нее. Плюс, несколько частных уроков для невообразимо неуклюжих дочерей богатеньких родителей. Немного, но достаточно, да еще и немного сбережений. Достаточно… до прошлой весны.

Тогда-то и начались эти боли, не частые, но внезапные и острые, где-то внизу живота. Мне прописывали лекарства от желудочных расстройств и брали за это большие деньги. Тогда я не знала, что во мне уже жил ужасный стальной краб, погружающий в меня свои огромные клешни и все время растущий по мере своего насыщения. Я не знала об этом вплоть до июля. А затем было уже слишком поздно. И теперь я лежу здесь, стараясь не закричать от боли, ожидая очередную ложку, полную «белой богини», порошка, который на Востоке добывают из маков.

Не долго осталась ждать, прежде чем я усну вечным сном. Мне даже больше не страшно. Возможно, Он будет милосерден? Я надеюсь на это, но в любом случае Он точно избавит меня от боли. Я пытаюсь сконцентрироваться на чем-то другом. Я вспоминаю всех девочек, которых я обучала, и свою хорошенькую молоденькую Мэг с ее поврежденной коленкой, которая хочет найти себе мужа – надеюсь, она найдет хорошего человека. И, конечно же, я думаю о своих мальчиках, моих двух милых несчастных мальчиках. О них я думаю больше всего.

– Мадам, монсеньер аббат пришел.

– Благодарю вас, Сестра. Я плохо вижу. Где он?

– Я здесь дитя мое, отец Себастьян. Рядом с тобой. Чувствуешь ли ты мою руку на своей?

– Да, Отец мой.

– Ты должна примирить себя с Господом, дочь моя. Я готов выслушать твою исповедь.

– Время пришло. Простите Отец, ибо грешна я.

– Говори, дитя мое. Ничего не держи в себе.

– Однажды в 1882 году я сделала нечто, что изменило несколько жизней. Тогда я не знала, что за этим последует. Я следовала импульсу и мотивам, которые, как мне тогда казалось, были благородными. Мне было 34 года, я была Maîtresse du Corps de Ballet в Парижской Опере. Я была замужем, но муж мой покинул меня, убежав с другой женщиной.

– Ты должна простить им, дитя мое. Прощение есть часть раскаяния.

– О, я прощаю им, Отец мой. Я давно простила. Но у меня была дочь, Мэг, тогда всего шести лет от роду. Была ярмарка в Нейи, и я повела ее на ярмарку в одно воскресенье. Там были каллиопы и карусели, паровые двигатели и дрессированные обезьянки, которые подбирали сантимы для шарманщика. Мэг никогда прежде не видала ярмарку. Но здесь, также, было шоу уродов. Ряд палаток, на которых рекламные надписи представляли всемирно известных акробатов-карликов, человека, так густо покрытого татуировкой, что нельзя было увидеть его кожу, чернокожего человека с костью в носу и заостренными зубами, женщину с бородой.