Полина Табагари - Дневник алкоголички

Глупая бравада, экстрим и слабоумие, смешанное с внушительной дозой спиртного – две девчонки, которые отчаянно заполняли дни выдуманным весельем. Удивляюсь, как нам легко удавалось убежать от сборища пьяных мужиков или поменять компанию в разгар дискотеки. Мы были просто трофеем или украшением (ну, Ксюша, а я дешевая облезлая бижутерия).

Затем неизбежно наступало утро, когда было противно и гадко от себя. Когда ты полдня сидишь не за учебной партой, а над унитазом и выворачиваешь себя на изнанку, а попросту блюешь. Пытаешься хоть что-то вспомнить, но тщетно, вчерашняя ночь во вспышках света. Боишься узнать подробности вечера, потому что знаешь, что не оправишься от осознания, насколько жалкая, ничтожная и как себе противна, поэтому лучше ничего о себе такой не знать, не расспрашивать, как вытворяла накануне.

Конечно, утром как ритуал – дать себе зарок не пить, раз не знаешь меры. Задаешь себе вопросы, почему не остановилась, зачем тушила внутренний пожар из эмоций и проблем спиртом, отчего он усиливался и пожирал еще глубже.

Тебя тошнит почти до вечера, сердце колотится так, будто пробежала дистанцию в десять километров, во рту засуха, руки трясутся как у старика с Паркинсоном, хочется вывернуть себе кишки и сдохнуть прямо сейчас. Вычеркнуть из памяти и этот деть и себя саму.

Как люди бросают пить? Откуда у них такая сила воли? Я столько раз зарекалась не пить, но через несколько недель возникало желание немного расслабиться, ослабить внутреннюю струну, или канат, который душил, и я забывала свои обещания покончить с алкоголем. Я не говорила себе, что это срыв: «Подумаешь, просто выпила кружку пива», стакан, стопку, фужер, неважно. Он никогда не был в единственном числе.

Я ненавидела жизнь и себя в такие послезагульные утра, когда не могла припомнить, как добралась, когда оказывалась в чужой одежде или с пятнами вчерашнего ужина на подушке. Сейчас мне хочется наложить на себя руки или ждать, когда день закончится, пусть он закончится раньше. Завтра можно попробовать ужиться с собой заново. Завтра можно начинать сначала. Пробовать снова как-то вывернуть свою жизнь подальше от алкоголя. Теперь уже точно, когда мои руки в наручниках.

Еще я думаю, откуда у нас с Ксюшей было столько пустоты внутри, которую мы так дико заглушали алкоголем? В молодых девчонках не должно было быть столько боли.

Я не поддалась на провокации и во второй раз, когда псевдо Миша прислал письмо, спрашивая, что случилось, почему молчу, и сможем ли мы увидеться как друзья, когда он приедет. Меня разрывало от желания тут же броситься написать ему, что я тоже его люблю и жду. Но та холодная и жесткая Ольга, приказала заткнуться и не верить ни в какие эпистолярные чудеса.

«Такую рыжую уродку не за что любить. Думаешь, мать просто так на тебя всегда орала? Говорила, что ты тупая никчемная кобыла? Нет, матери так не поступают без причины. И эта причина – ты и все твое жалкое существование. Не воображай, что тебя, замарашку, полюбят. Иди картинки рисуй, как твой неудачник-папаша, и мечтай не спиться».

Та Ольга побеждала во внутренних монологах, потому что ребенок будет до последнего отрицать, что его не любят, что его отвергают близкие, а он не в силах этому противостоять. Мне достаточно было подойти к зеркалу, чтобы увидеть эту черно-рыжую, как у бездомного котенка, взлохмаченную голову, лицо, обсыпанное коричневыми точками, мой картошечный нос и части тела, которые были на два размера больше среднестатистических. Я рыжий колобок. Да, кому такое понравится? Кто такое чудо безродное полюбит? И я прятала его письма под матрас и старалась не думать.

Иногда я давала слабину и писала Мише многостраничный ответ. Рассказывала в подробностях, как проходит практика в школе, что дети какие-то озлобленные иногда попадаются, и я не знаю, как сделать, чтобы они стали чуть добрее и человечнее, потому что уверена, что искусство людей преображает в лучшую сторону. Тут я лицом к лицу столкнулась с восьмиклассниками, которые позволяют шуточки, если учитель выходит из кабинета, а я стою перед ними как перед расстрелом, обезоруженная. И эта пытка длится уже второй месяц, и теперь я сильно сомневаюсь, что правильно выбрала свое призвание.

Я описывала в деталях мои институтские будни, потом разрывала исписанные листы на мелкие кусочки. Но от того, что они все-таки были написаны, мне становилось легче.

По законам литературного жанра, если бы это происходило в каком-нибудь бульварном романе, мы бы обязательно встретились при жутко трогательных обстоятельствах. Он бы неожиданно нагрянул с огромным букетом цветов, и это обязательно были бы розы, потому что розы – всегда романтично и беспроигрышно. Я бы заметила его на расстоянии нескольких шагов и бросилась с разбегу на шею, и мы впервые поцеловались. Я прокручивала этот момент раз за разом, хотя обычно презирала всякую лирическую банальщину.

В жизни Миша подлетел ко мне прямо перед входом в институт, мы зашли в здание, сделали несколько шагов и застыли, глядя друг на друга в плохо освещенном тамбуре. Студенты сновали туда-сюда, мы явно мешали проходу, но нам было откровенно все равно. Он не спрашивал, почему молчала, достал из-под куртки пион и протянул его мне. Где он в декабре нашел пион, ума не приложу. Но цветок, надо сказать, держался бодро и подавал признаки жизни. Я его аккуратно взяла, покрутила в руках и сунула в сумку, не поблагодарив.

На годовщину свадьбы Миша приносил охапку разноцветных пионов. «Это хорошо, что ты любишь пионы, – повторял каждый год муж, отчаянно радуясь собственным умозаключениям. – Представляешь, ты любила бы лилии, мы умерли бы ночью от отравления угарных лилий». И почему он тогда решил, что мне нравятся пионы.

Через неделю после той встречи с Мишей я съехала от Жанны. С боем выбила себе комнату с новой соседкой на другом этаже, чтобы точно не пересекаться с бывшей возлюбленной Михаила. Получается, я увела жениха у Жанны, как говорится, отбила парня. Но я не считаю, что кого-то куда-то уводила. Он что бычок на привязи, что к нему можно подойти, развязать веревочку и увести подальше? Нет же. Так бывает, что одни люди сходятся, другие расходятся, и никакой драмы в этом нет. Обычная жизнь. Жалею, что мы не поговорили в открытую с Жанной, не высказали друг другу претензии и обиды, потому что недоговоренности обессиливают. Сама не замечаешь, как внутренние диалоги скапливаются, недосказанные реплики, которые не успели вырваться наружу вовремя, продолжают клевать изнутри или обрушиваются на невиноватых посторонних.

И таких историй с недовысказанными монологами у нас по жизни накапливается много, и они сосут нашу энергию, выкачивают силы, сжирают время и мысли. Может, нам одинаково дозированно выдают энергии, что в два года, что в сорок два года, но только тратится уже многое без твоего ведома, понимаешь. Утекает энергия по всем этим незакрытым ситуациям, а для полноценной и насыщенной жизни почти ничего не остается, поэтому ты и стараешься нащупать новый колодец. Для меня этим источником стал алкоголь. Я искала, куда провалиться от реальности, обрести выдуманный удобный мир или новые силы. Но до всех этих признаний в собственной слабости я успела наделать много ошибок.