Эдди Спэрроу - Постановка длиною в жизнь

Он видит Постановщицу.

– Ты уже выучил текст? Перестань смотреть на всех! – её голос, как голос актёра, озвучивающего фильм, будто не принадлежит ей, не подходит, но звучит гладко и ласково. Но если бы ей надо было изобразить гнев и раздражение, то она бы изображала это лишь мимикой, но никак не голосом. Тон её всегда в состоянии штиля. Она изображает строгость, но звучит, как мать, зовущая на ужин: – Через несколько минут последний акт.

Он кивнул, глядя перед собой. Лишь бы не смотреть на неё – это изощрённое искусство, которое так любимо многими.

– Это слишком просто, – говорит он.

– Ты не слишком самоуверен? – она сложила костлявые руки, держа стопку бумаг и карандаш.

Принц бы выглядел излишне зазнавшимся, если бы только и правда это не давалось ему так легко. Как и всё, с чем он сталкивался когда-либо.

– Вы его не знаете, – послышался молодой женский голос из-за кулис.

Там на ящике сидела девушка с растрёпанными волосами, потёкшей тушью под глазами и в рваной одежде. Чиркнув пару раз зажигалкой, она закурила тонкую сигарету.

– В третьем классе он выучил всю пьесу Шекспира. На первом курсе читал лекции перед экзаменом – этого хватало, чтобы сдать зачёт. О последующих его достижениях можно даже не говорить, – заявила девушка.

Она исполняла роль обычной куртизанки с тяжёлой историей. Её повадки были пропитаны такой правдивостью, словно она не играла, а действительно жила этой судьбой. Впавшие щёки и усталые большие глаза придавали ей измотанный, угнетенный вид, но в её чертах находилось и что-то манящее. Даже Принц видел в ней своего рода красоту, но не признавал это перед собой.

– Здесь запрещено курить! – воскликнула Постановщица. О восклицании говорила лишь громкость голоса. Тон всё ещё был спокоен.

Куртизанка неспешно выпустила дым изо рта и тихо спросила:

– Где ещё?

– Сзади есть выход, через кухню.

– Там дверь заперта.

– Тогда вышла бы через главный.

– Мне прям в таком виде стоять на морозе? – Она потянула за изорванную майку, открывающую плоский живот и чуть обнажающую грудь. Поэтому она плотнее стянула шаль.

Постановщица нервно вздохнула, но промолчала, отложив в дальний шкаф принципы и манеры, а девушка пустила в её сторону клуб дыма, но тот, естественно, растворился почти сразу.

Принц лишь усмехнулся, глядя на неё.

– Чего? – кинула она.

– Где твои манеры? – с иронией спросил он.

– Я играю портовую шлюху. Откуда у меня манеры?

– Ладно, справедливо, – кивнул он, облокотившись на декорацию. – А откуда ты знаешь меня?

Она ещё раз втянула в лёгкие дым, высветив конец сигареты ярким огоньком, который тут же потух. Есть в каждом из нас такие маленькие черты, к которым приковывается взгляд, и ты думаешь: «Тоже хочу эту родинку/шрам/скулы» и прочее. Так вот, она вся состояла из этих необычных маленьких черт, из-за которых хотелось сделать несколько её снимков, повесить фото на арт-хаус выставке и смотреть, не понимая, что же в ней такого? Лучше, чтобы это были несколько кадров разных её кусочков, что, как пазл, висят на стене, собираясь в целую картину под определённым углом. Не сказать, что она красива, как та девушка в платье, но всё же…

Принц отмахнулся от дыма, стараясь не вдыхать. В этом месте пахло сыростью промокшей древесины, а теперь и табаком.

– Я была в твоём классе, но потом ушла из школы. И в параллельной группе универа.

– Ладно, но как ты запомнила меня?

Куртизанка потушила сигарету об ящик, а затем закинула в кучу декораций и коробок, где уже образовалась свалка окурков.

– Ты мне нравился, – ответила она, вставая с ящика. А затем медленно ушла в сторону уборной.

– Я говорю о том, как мне жаль, прочие признания, целюсь, делаю выстрел, – палец нажал на курок револьвера. Тот щёлкнул и ничего не произошло. – Так?

Солдат стоял, вытянув бутафорский револьвер перед собой и целясь в Дворянина.

– Всё верно, – ответила Постановщица. – А ты? – она повернулась к Дворянину.

Тот вдруг схватился за грудь, будто ощутил невыносимую боль, и рухнул на одно колено. А после повалился на пол, кинув на неё взгляд, переполненный болью и сожалением.

– Потрясающе! – воскликнула Постановщица. – Ты непревзойдённый актёр!

Дворянин лежал на полу, не моргая и смотря перед собой, за кулисы. Совершенно бездвижно и бездыханно, парализованный невидимым выстрелом. Солдат нахмурился и сжал зубы.

Выстрелы врезаются в плоть.

Кровь на военной форме.

Крик наступившего на мину.

– Эй, – позвал Солдат, тряхнув головой, разгоняя воспоминания.

Но тут Дворянин улыбнулся и резко вскочил как ни в чём не бывало.

– Спасибо, – ответил он Постановщице, а затем обратился к Солдату: – И тебе… за беспокойство.

В его словах звучал нескрываемый сарказм. Солдат отмахнулся револьвером и пошёл в сторону.

– Дошутишься, – буркнул он.

Постановщица аккуратно положила руку на спину Дворянину, ведя его в сторону.

– Знаешь, ты потрясающий актёр. Когда я работала в театре, там было много действительно талантливых людей, поэтому я с уверенностью могу сказать, сравнив, что ты отлично играешь.

– Спасибо.

– У тебя действительно талант, – не унималась она. И продолжала вести его в сторону. – В будущем тебя это поднимет. Это не лесть.

– Я люблю свою работу, вот и всё.

– Вот именно, – полушёпотом произнесла Постановщица, говоря всё тише, когда они заходили за кулисы. – Все эти люди, они неплохо играют, но то, как они себя ведут – они же не профессионалы. Я могу предположить, что им просто некуда было идти, поэтому они согласились на этот спектакль. Но ты делаешь это ради дела.

– Хватит. Вы накручиваете, – он улыбался, собираясь сказать что-то в защиту остальных актёров, но внутри соглашался с ней и был удовлетворен, ведь его точку зрения разделяет ещё один человек. Возможно, единственный, кто понимает всё это. Профессионал видит профессионала издалека.

Они остановились, и Постановщица убедительно посмотрела ему в глаза. Это был взгляд знающего человека, который говорит тебе: «Мы же оба знаем правду».

– Вот твой друг, Генрих, – она обернулась в сторону ярко освещённой сцены, глядя на Солдата, – Он актёр? Скажи мне.

– Мы не особо друзья с тех пор, как…

– Он актёр? Да или нет? – постановщица решительно уставилась на Дворянина своими тёмными усталыми глазами, покрытыми тонкими красными полосками сосудов.

Тот замялся, тоже посмотрел в сторону Солдата, который сейчас говорил о чём-то с другим человеком, игравшим бармена. Второй его друг. Первый был Роберт Полио – итальянец по отцу и местный по матери, а в итоге зажатый и пухлый паренёк. А Генрих был крупнее, но такой же замкнутый, грезящий о чем-то своём, как и все они втроём. Однако если кто и мог стать известным в школе, это был Генрих. Все, кто обычно подшучивал и старался толкнуть их, были тише с ним, ограничивались лишь усмешками, а иногда провокациями. Генрих был бойцовским псом, не знавшим о том, кем он является. Забитой собакой, боящейся кусаться. Но укусив однажды, он уже не мог отцепиться.