Натали Свет - Наследница. Роман

Когда Лариске исполнилось три года, то объявлялся её отец. Бабка вначале обрадовалась, но когда, однажды, вернулась с работы, то обнаружила, что в квартире не осталось ни одной ценной вещи. Кроме тех, что хранилось в сундуке. Не поддался замок зятю. Крепким орешком оказался для него.

Тогда она решительно сказала:

– Ни дочери, ни зятя у меня больше нет! Так бабка и похоронила их в своей памяти.

С годами, она всё больше замыкалась в себе. Круг её знакомых и подруг постепенно сужался и, наконец, она вообще перестала общаться даже с соседями. Она и жила только ради Лариски. Осознавая, как внучке с её не приспособленностью к жизни придётся тяжело без совета и помощи.

Выйдя из квартиры, бабка захлопнула дверь, потом, толкнув её, проверила, защёлкнулся ли замок и только после этого, спустилась в низ. Она ехала на встречу с дочерью. Прошло более двадцати лет, с того момента, как бабкина дочь Зоя исчезла. В бабкиной памяти, как и на фотографиях, в семейных альбомах, она оставалась молодой, с красивой фигурой, и густой рыжей шевелюрой женщиной. Сейчас бабка, сидя в сквере у памятника русскому поэту, ожидала увидеть именно ту Зою.

– Здравствуй, мама, – прозвучал хриплый голос. Перед бабкой выросла беззубая, со сморщенным от нескончаемых запоев и безмерного курения лицом, старуха. На ней был мужской плащ в клеточку. Резиновые, ядовито-зелёного цвета сапоги, и косынка, завязанная на шее узлом. Бабка вздрогнула, потом, ахнув, схватилась за грудь.

– Что с тобой, мама? – Дочь наклонилась к ней, и бабка почувствовала тошнотворное зловоние. Справившись с состоянием близким к обмороку, она прошептала.

– Нет дочери у меня, она умерла двадцать лет назад.

– Я детей своих видеть хочу! – Взвизгнула Зоя.

– И детей у тебя нет! – Уже совсем придя в себя, твёрдо добавила бабка, – придёшь в дом – убью!

– А может, и не приду, – услышав не шуточно прозвучавшую угрозу, вдруг согласилась Зоя.

– Денег дашь? – Она, впилась в мать, когда-то красивыми, а сейчас заплывшими, с синюшными мешками глазами, – ты ведь не бедна-а-а, – протянула Зоя

– И денег не дам! – отрезала бабка, поднимаясь со скамьи и, всем видом показывая, что разговор закончен

– Не дашь денег, я детям расскажу. Пусть знают, что мать их жива! И пусть денег дают. Я их под сердцем своим выносила, в муках родила, не для того, что бы от родной матери отказывались! – Она била себя в грудь кулаком, потом грязными руками, с давно не стрижеными пожёлтевшими от никотина ногтями, охватив голову, завыла.

– Только попробуй! – Бабка в последний раз посмотрела на дочь и, повернувшись, пошла в сторону трамвайной остановки. Не такой она представляла встречу с непутёвой дочерью. В самых сокровенных закоулках души, она всё-таки надеялась, что дочь одумается и захочет быть прощённой. Теперь бабка точно знала, что не простит дочь никогда. Много лет назад, она сама выбрала себе этот пагубный путь, оставив детей сиротами.

***

Перепрыгивая ступеньки, Лариска, с рюкзаком на спине, набитым всякой всячиной, и больно давившим в её худые лопатки, неслась вверх по лестнице, с радостным известием. Она получила первую зарплату и готова была об этом рассказать всему миру

– Бабушка, бабушка! – Закричала Лариска, ворвавшись, словно ураган в квартиру.

– Ты чего так кричишь, Лариска! Пожар что ли? – послышался бабкин голос из кухни. В квартире пахло пирожками.

– Ой! Да у нас сегодня пир! – Влетев в кухню, пропела Лариска

– Ну, пир не пир, а побалую тебя, – бабка ловко поддела вилкой румяный пирожок и отправила в тарелку, где уже возвышалась аккуратная горка, таких же румяных и аппетитных пирожков.

– И правильно сделаешь! Потому что я сегодня получила свою первую зарплату и мы с тобой богачи! Закатываем пир горой! – она вытаскивала из рюкзака, какие-то баночки, свёрточки и, наконец, торжественно водрузив двухлитровую бутылку сладкой газированной воды, подытожила

– Гуляем, бабуля!

– Гуляем, – Сняв последний пирожок, бабка поставила тарелки и, выключив газовую конфорку, присела к столу. Лариска, уже разворачивала свёртки, выкладывала ветчину, аппетитно пахнувшую, копчёную рыбу и сыр. Нарезав и разложив всё по тарелкам, она посмотрела на бабку и, весело тряхнув кудрями, громко сказала.

– Кушать подано, госпожа! – Еле заметная улыбка, тронула бабкины губы. Лариска, пребывая в возбуждённом состоянии, аппетитно уплетала пирожки, рассказывая бабке о своей работе, Иване, и новой знакомой, с которой успела подружиться.

– Ой, бабуля, я совсем забыла. Катя мне свои вещи отдала, я их у Ивана в квартире оставила. Она мне целый пакет наложила. Сказала, что бы я примерила, и если что подойдёт, то носила на здоровье, – бабка внимательно посмотрела на Лариску.

– Она очень красивая и модная. Не то, что я! – Лариска сморщила носик

– Что это ещё за Катя? – Насторожилась бабка.

– Ну, соседка Ивана. Её квартира напротив. Я случайно с ней в лифте познакомилась, а потом она как-то во дворе с малышом гуляла. Такой хорошенький карапуз, – Лариска надула щёки, изображая ребёнка.

– Мы с ней и разговорились. Я рассказала ей, что мы с тобой одни одинёшеньки. Потом дня через два, Катя и предложила мне вещи.

– Лариска, ты ничего не путаешь? – Засомневалась бабка.

– Ничего не путаю, бабуля. Всё как есть говорю, – приложив худенькую ладошку к груди, ответила Лариска.

– Ну, хорошо, раз так. А вещи отдай, нехорошо это, чужое брать.

– Как это нехорошо брать, бабушка! Она же от чистого сердца! Она, знаешь какая хорошая! – Лариска ни за что не хотела расставаться с вещами. Некоторые из них она уже примерила. Куртка из ярко синего облегчённого драпа, с разъёмным замком, была немного велика, но Лариску это не смущало. Она намеренно оставила пакет с подарками в квартире Ивана, что бы подготовить бабушку. А то, заявись, Лариска в новых вещах, не миновать бабкиной брани.

– Ой, гляди, Лариска. Подарки до добра не доведут.

– Ну что ты, бабуля! Всё не так, как ты думаешь.

– Да и ещё вот что. Я когда, домой возвращалась, мне какая-то старуха во дворе нашем на встречу попалась. Про тебя спрашивала. Страшная – жуть! – Лариска вытаращила зелёные глазищи и добавила, – И пахло от неё дурно! – У бабки часто забилось сердце. Она, еле справившись с охватившим её волнением, выдержав паузу, поинтересовалась, придав тону безразличность

– А чего спрашивала?

– Да спрашивала, одна ты живёшь, или с кем-то? Я сказала, что я внучка твоя. Эта старуха какая-то сумасшедшая. Она потянулась ко мне своими грязными ручищами, назвала меня доченькой. Я быстро в подъезд. Кто знает, что у неё на уме? – Лариска вдруг вспомнила малиновый гребень, – передёрнув плечами, спросила – ты, её знаешь что ли? – Пропустив вопрос Лариски, мимо ушей, бабка строго сказала.