Сергей Качуренко - Девятое звено

Надеюсь, что уважаемый читатель уже заинтригован. Не буду испытывать читательское терпение и начну рассказывать по порядку.

– Что, простите? – склонившись над столиком, переспросила меня улыбчивая официантка.

– Это вы меня простите, – стушевался в ответ. – У вас здесь уютно и спокойно, а я вот с утра разволновался как юнец. Сейчас сюда должен прийти человек, которого я не видел больше тридцати лет. Наверное, из-за этого ерунда всякая в голову лезет.

– Все будет хорошо, – заверила девушка и поставила передо мной очередную чашку кофе. И уходя, добавила: – Не стоит волноваться.

В зале небольшого кафе, пристроенного к трехэтажной «сталинке» на углу Мельникова и Пугачева, посетителей было немного. Трое парней расположились за столиком в дальнем углу и, не отвлекаясь от планшетов и булочек, совмещали завтрак, наверное, с учебой или общением в соцсетях.

Молодая дама в леопардовой шубе, выкурившая за эти три четверти часа с полпачки сигарет, сидела за столиком недалеко от входа. Она тоже кого-то ждала и заметно нервничала, поминутно поглядывая то на часы, то на входную дверь.

Второй весенний день выдался холодным и пасмурным. Долгожданная весна началась только де-юре – согласно страничке календаря, а в реале за окнами кафешки продолжалась вялотекущая зима по-киевски.

Солнце пряталось где-то за одеялом свинцовых туч, медленно проползавших над городом, отчего казалось, что утро давно закончилось и наступили вечерние сумерки. Временами падал мокрый снег и его тяжелые мохнатые снежинки сразу превращались в грязную кашу под ногами у редких прохожих.

Электронные часы над барной стойкой показывали 9.35. А это означало, что человек, назначивший мне встречу, опаздывал более чем на полчаса.

Официантка уже дважды подносила кофе, но вместо благодарности я не придумал ничего лучшего, как задать ей просто «гениальный» вопрос: «А вы любите поэзию?».

Бесспорно, я показался ей стареющим ловеласом, поэтому поспешил исправиться и оправдать свое банальное заискивание волнением перед встречей с другом.

Но вопрос о поэзии всплыл из недр моего скопища нейронов не просто так. Просто все утро в голове распевно звучали начальные строки советского гимна: «Союз нерушимый республик свободных сплотила навеки великая Русь».

Не зная, чем бы занять мозги в минуты томительного ожидания, я выстраивал демагогические умозаключения о смысле этих поэтических строк, некогда известных и по-своему близких каждому советскому человеку. Проще говоря – элементарно придирался к словам, вышедшим из-под пера именитого поэта.

Ну, вот как, например, трактовать само понятие «великая Русь»? Есть версия, что его придумали греки, называя Макрорусью все земли, подконтрольные Москве. Они слыли неплохими дипломатами и, ощутив тогдашнюю перемену политического климата, вовремя заявили крепнувшему царству Московскому о своей лояльности. А кому не понравился бы такой комплимент?

Но вместе с тем нужно было определяться и с Киевом – «матерью городов русских». И греки пошли логическим путем: раз уж есть макро, значит, будет и микро. Так Киевская Русь стала именоваться Микрорусью. А нас, украинцев, стали называть малороссами.

Вот и получается, что молодая Московия навеки сплотила с собой древнюю Киевскую Русь, а заодно и присвоила ее немного переиначенное название. Ведь только во время царствования Петра Великого Московия стала называться Россией.

Перейдем к вопросу о «нерушимом союзе». Союз, бесспорно, был, но существовал за счет псевдопрочных идеологических уз под названием: «советский миф». И как любой миф должен был на чем-то базироваться. В нашем случае – это четкое и поступательное движение из темного и жестокого прошлого в светлое и счастливое будущее.

Естественно, что люди в этом мифе тоже должны были выглядеть чистыми и светлыми, а главное – сопричастными к родной сверхдержаве с ее идеей построения коммунизма.

А если находились отщепенцы, то мы их быстренько перековывали, перевоспитывали, брали на поруки. Не желавших перековываться подвергали всеобщему презрению, для особо же неблагонадежных имелись многочисленные «оздоровительные» лагеря или клиники.

И все это благодаря великому вождю народов – Иосифу Виссарионовичу Сталину. Именно Коба оплодотворил страну идеей формирования нового человека и назначил себя крестным отцом невиданной ранее общественной формации. Ее и нарекли советским народом.

Шли годы. А к тому времени, когда «нерушимый Союз» начал трещать по швам, советский народ вместе с закрепленной за ним одной шестой части земной тверди уже возымел закрепившееся прозвище «совок».

Не помню, кто сказал, что «совок» – это состояние спящей души. Или краткая характеристика человека, которому не привили понимание смысла жизни. Зато компенсировали недостаток навыком видения всего того, что может принести ему выгоду. Именно таким был и я во времена Союза. Да и сейчас нередко замечаю за собой проявления махровой совковости.

Советский агитпроп настолько переклинил согражданам мозги, что даже теперь, спустя два десятилетия после краха «Союза нерушимого», встречаются индивидуумы, которые яростно ненавидят советский строй и одновременно о нем ностальгируют. Разве это не похоже на убогость мышления? Один исследователь заметил, что совковость не нужно путать со старческим маразмом, хотя симптомы очень похожи.

А еще нас научили гордо презирать всех, кто живет лучше других. В понимании «совков» богатый человек не может быть честным и порядочным. Кристально чистым может быть лишь гражданин, безынициативно сидящий на голой ставке с неприкрытым тылом и мечтающий о рае на земле и «мире во всем мире». При этом он всегда готов участвовать в любимом занятии шариковых – «отнять и поделить». Но, сколько бы ему не досталось, удержать полученное не в состоянии, оставаясь голым и босым.