Евгения Черноусова - Злоключения на острове Невезения

Звонила в двери, никто не открыл. В другой половине тоже никого не было. Ну, понятно, дочь и зять бабкины на работе, дочки их, подростки, в школе. Знает девчонок Марья Кузьминична, старшая с Танечкой учится.

Решила дождаться. Через дом тут дед цветами торгует, надо будет семена у него прикупить, в палисаднике посадить. Набрала семян, поболтали, пошёл к калитке проводить. Очень кстати, вот и бабка из-за угла показалась. Увидел её, заспешил:

– Вон гадина идёт, даже здороваться не хочу! Прибил кто-то её отродье, выручил.

– Что так?

– Я бы сам его убил, Кузьминична. Ребятишки у нас, подростки. Ну, озоруют. Выйдет кто из взрослых, как водится, шуганёт. А этот всё норовит девчонок то за коленку схватить, то обнять да потискать. Не раз я ему говорил: не подходи! Дети-то, конечно, сейчас другие, не стесняются, хихикают. Но ведь гадко это!

Дед ушёл во двор, а Марья Кузьминична ухватилась за забор, почувствовав приступ сердцебиения. Вот что скрывалось в Наташкиной квартире. Дура, дрянь! «Лекарство от скуки»! Двое детей, надо о них думать, а не кобелей заводить! Решительно направилась навстречу бабке Шумовой:

– А, убийцына свекровка, – подбоченившись, завопила она.

– Ты прекрасно знаешь, кто твоё отродье убил, – достаточно громко ответила ей Марья Кузьминична. – А хочешь, я ему скажу, что это ты проговорилась? Он и тебя прибьёт, чтобы не орала по городу.

У бабки Шумовой клацнули вставные протезы:

– Я ни про кого…

– А зачем на Наташку напраслину возводишь?

– Она зачем Коленьку у себя привечала!

– Детей пугаешь? Я ведь и твоих детей не пожалею. Возьму да расскажу, кто его дочь с Колькой познакомил. Представляешь, как перед смертью внучек твоих Царьковы холуи истерзают?

– Ты что, – бабка схватилась за сердце.

– Вот и води их теперь за ручку!

Повернулась и пошла. Две бабы у соседнего забора стояли, прислушивались. Наверняка кто-то знал, кто-то догадывался. Бабка изливала своё горе, обвиняя невиновную, а все молчали. Что-то делать надо, но никак не сообразить, что.

Мчалась не разбирая пути, и очнулась только на площади. Нет, делать что-то надо! Зря бабке всё выложила, она ещё какую-нибудь напраслину возведёт. Дрянь Наташка, а детям она мать! Нельзя, чтобы пострадала.

– К начальству, – бросила она на проходной и рванула в приёмную.

Иван Иванович встретил её в дверях:

– Доложили уже, что Огородникова несётся как ракета! Значит, невестка свои секреты выдала или сама что-то в квартире нашла?

– Хуже. Я знаю, кто убил и за что, но доказать ничего не могу. Поэтому пойду сейчас с убийцей договариваться.

– Да ну? Полиции, значит, не доверяете?

– А вы точно не знаете? Потому что полгорода знает. Вот, слушайте. Кем был Коля Шумов, вы знаете? Я не знала, но сегодня узнала. А могла бы раньше узнать, да не любопытна. Так вот, я хожу в библиотеку всегда примерно в одно и то же время…

– Неужели он любил читать?

– Нет, он любил посещать хореографический зал по средам и воскресеньям в четыре часа.

У Ивана Ивановича с громким треском разломилась в руках ручка.

– Дошло? Он был извращенцем, и ходил туда, где были девочки-подростки. А уж если они были там в гимнастических купальниках, как в балетном кружке, в который и ваша Лиза ходит…

– Хорошо, что кто-то догадался его убить!

– Вас от убийства уберёг? Это я сегодня уже слышала. Его не убивать надо было, а изолировать. А для этого не молчать. Я не раз видела, как хореограф кружка его гоняла, но не придавала значения, думала, что это нежелание мастера показывать незавершённый творческий продукт. А она знала! И должна была родителей предупредить. Наша Танюшка с его племянницей дружит. Если бы мать знала, разве она разрешила бы дочери мотаться в Ветошники? Сегодня их сосед почти открытым текстом мне сказал, что она была в опасности. Но почему раньше не сказал? Подростков, особенно из неполных семей, очень легко может завлечь взрослый мерзавец. Они так нуждаются в отцовской поддержке!

– Не присыпай солью, Кузьминична. Я в разводе, но детей своих не бросаю. Так убийца – мать девочки что ли? Там удары-то неженские были.

– Значит, всё-таки побитый он был? А вы Наташку задерживали зачем тогда?

– Отпустили же! Ладно, рассказывай!

– Так вот, в том доме жил когда-то Серёга Царёк, наш бизнесмен, меценат и депутат. Давно переехал в особняк на Хамских Выселках, но в квартире оставил парализованную мать и ухаживающую за ней сестру. Баба пьянь была, поэтому сыночек бандитом вырос. Но обеспечил ей безбедное существование, чтобы электорат не возбуждать. А внучка очень часто бабку навещала, и оставалась одна, отпуская тётку прогуляться. Вот скажите, вы сам – отец девочек-подростков, возможно такое по доброй воле? А она навещала, и отец не знал.

– А как же неполная семья?

– Да какой он, на фиг, отец! Мать в четырёх стенах заперта, кажется, даже запивает наподобие свекрови, сам по бабам и пьянкам, девчонка предоставлена самой себе. Вот и стала добычей педофила. Представьте себе, привязалась к нему. Как рыдала, когда его нашли убитым! А квартира… вы уже поняли? Подцепил дурочку Наташку, чтобы было куда нимфетку водить, а то в Царьковой опасно. Виновата Наташа? Конечно, но только в том, что в людях не разбирается. Ключа она ему не давала. А сколько их сделано, можно узнать у Колькиного зятя. А я и так знаю, минимум три: растеряше Вовке, себе, девчонке. Приходили каждый со своим ключом в утреннее время, когда хозяйка на работе, а дети в школе и садике. Накануне у Кольки Наташа ключ отобрала. Узнала по приметам, что он бабу приводил. А может, догадалась, что за баба. Ну, и как Колька в квартиру попал, господин полицейский?

– Вы думаете, отец взял ключ у девчонки и пришёл в квартиру первым?

– Причём дочь об этом не знала. Иначе кинулась бы эту мразь защищать. Как узнал, неважно.

– А может, неважно и всё остальное? Я Царёва как отец понимаю.

– А я мать и бабушка! И не могу рисковать жизнью детей и их матери! Вы знаете, что их дверь нынче ночью подожгли?

– А нечего было вам бабку пугать!

– А нечего было детей пугать и матери нервы трепать!

Они так орали, что секретарша просунула нос в дверь: «Может, чайку?» Оба отмахнулись, и она поспешно захлопнула дверь.

– В общем, я иду к Царьку и говорю ему, что всё знаю.

– Ага. А он новым ножом делает вам харакири.

– Я всё-таки надеюсь, что он меня послушает и оградит Наташу от злых языков.

Встала и вышла из кабинета.

Марья Кузьминична была уже на полпути к выходу, когда полицейский выскочил из кабинета и заорал вслед:

– Глупая старуха!

– От юного новобрачного слышу!

Парни в дежурке прыснули.

Марья Кузьминична шла быстро, понимая, что если задумается, то сдуется. «А на что я надеялась? – подумала с горечью. – Правосудие – для нас. Вот если бы Вова Кольку убил или, положим, Олег, или старый сосед Шумовых, их бы сходу закатали. И улики бы поискали. Или подделали. А тут отец города, слуга народа!»