Евгений Ташук - После того… Роман-демотиватор

****

Когда старший следователь по особо странным делам Главного Управления МВД ХРЮ капитан Пантелеймон Мымрик зашёл к начальнику отдела, его шеф – полковник Булыга по кличке Булыжник – занимался туалетом: массировал свою, поседевшую за долгие годы службы, голову, закатывая поросячьи глазки. Впрочем, седины не было видно, ибо Булыга красил волосы, но, не смотря на эту процедуру, полковник всегда помнил о своей, пугающей молодых особей женского пола, седине. К тому же, Булыга боялся облысения еще потому, что его новая жена Зося была весьма молода и хороша собой. Комплексующий по поводу облысения, Булыга считал волосатость своей головы преимуществом перед другими полковниками и потому, через каждые полчаса, запустив десятерню в волосы, двигал в разные стороны свой скальп в тщетной попытке обеспечить приток крови к хиреющим волосяным луковицам.

Служака Пантелеймон услужливо подождал, пока командир, как он его любовно называл, закончил свою процедуру и обратил свой взгляд на вошедшего капитана.

– Здравия желаю! – выпалил вышколенный капитан, хорошо знавший привычки своего начальника.

Полковник Булыга откинулся на спинку кресла и, чтобы лишний раз подчеркнуть своё превосходство, не удосужился поздороваться в ответ, однако, улыбнулся капитану, как родной отец после долгой разлуки с блудным чадом, и предложил присесть.

– Извини, капитан, а как тебя там дедушка в детстве звал? – спросил неожиданно Булыга.

– Ээээ… Не помню… – не нашёлся, заторможенный после бессонной ночи, Пантелеймон.

– А бабушка?.. – гнул своё полковник.

– А бабушка звала меня Пантелеймошей, – доложил капитан по уставу чётко.

– Так вот, Пантелеймоша, у меня к тебе тут одно дельце есть. Небольшое… – надев очки, Булыга начал искать среди кипы бумаг, сваленных грудой на столе, дело для Пантелеймона. Наконец, дело нашлось. И полковник, радостный от того, что дело для капитана, наконец-то, нашлось, протянул его Пантелеймону и сказал:

– Дело свеженькое, только вчера нам передали. Выезжай срочно на место, ещё раз всё проверь и разнюхай. Докладывать лично мне!

– Слушаюсь! – выпалил Пантелеймон, вскочив по стойке «смирно».

– Слушайся, слушайся, мой мальчик… – изображая из себя доброго начальника, сказал сияющий Булыга, очень любивший послушных мальчиков. – Слушайся, и ты тоже станешь настоящим полковником.

Севастьян или, как его иногда называли друзья и коллеги, Сева – младший научный сотрудник Мамоновского филиала секретного нейро-психиатрического НИИ, официально именуемого «Конструкторское Бюро «ТягжМягш», как раз получил аванс, на который купил у таксистов бутылку мерзкого немецкого шнапса «Каммер-Кирш» и полуиспорченный лимон в овощной лавке. Впрочем, иных фруктов и овощей, как полуиспорченных, в овощном магазине отродясь не бывало…

Вообще-то, Севастьян – это была фамилия, а звали его Гарри. Люди частенько удивлялись, когда узнавали сей факт, и упрямо считали Гарика армянином, хотя нос у него был не вполне армянским. Сам же Гарик, сперва, отнекивался, утверждая, что никакой он не армянин, а потом смирился с этим недоразумением. Тем более, главный научный руководитель Севиной работы Вагиз Арутюнович Мкоян – единственный настоящий армянин с армянским носом в КБ – по этой причине благоволил Гарику более, нежели остальным мэнээсам.

Интеллигентная наружность Гарри нисколько не подкупала, а, скорее, даже вызывала вопросы, ибо она подчеркивала его чуждость всему, что вокруг него происходило. Даже очки, которые ему приходилось носить из-за дальнозоркости, были похожи на преграду, за которой вполне мог прятаться непонятной породы зверёк, что, собственно говоря, было недалеко от истины, ибо жизнь целенаправленно вырабатывала в нем изворотливость и цинизм. Как говорила народная пословица: хочешь жить – умей вертеться. «В нужных кругах…» – неизменно добавлял в таких случаях комсорг Санька Сандалетов.

Гарик вошел в свою комнату в общаге и закрыл на замок дверь, стараясь быть как можно не заметнее и делая вид, что его нет дома. И это не удивительно – с началом Горбачевской антиалкогольной компании местный комсорг Саня Сандалетов – мелкий шантажист – зачастил с обходами комнат общежития, выискивая нарушителей трезвого образа жизни.

И так: Саня Сандалетов – высокий, статный молодой человек, умеющий льстиво, но искренне улыбаться, когда это было необходимо, вызывал симпатию у старых хрычей, давно и удачно приноровившихся к ханжеской и лицемерной системе взаимоотношений. Это были ценные и опытные кадры, ибо они смогли выжить, и им хватило времени в совершенстве приспособиться, доказав очередной раз аксиому, что приспособленцы приспосабливаются и приспосабливаются, пока, наконец, совсем не приспособятся. Ко всему ещё, Сандалетов очень хорошо и мило умел изображать смущение, что ввергало в восторг самопочитания оных стариков. Но, однако, зачастую Саньку невольно выдавали бегающие, вечно озабоченные чем-то глаза. И хрычи, конечно же, понимали, что сей фрукт себе на уме, хотя и считали сие простительным, в силу молодых, а потому, ещё незрелых, устремлений, которые, в свою очередь, вызывали желание опекать и направлять…

Когда дело касалось какой-то, даже маломальской, выгоды, Сандалетов становился чрезвычайно деятельным, как клоп учуявший запах крови. Попасться Сандалетову со шнапсом Гарик не хотел – пришлось бы откупаться от комсорга той самой бутылкой шнапса или деньгами, в противном случае, грозило выселение из общаги за подобное нарушение. А разве на зарплату мэнээса проживешь на съемной квартире?

Так и есть – в дверь раздался чей-то стук, после чего Сандалетовский голос поинтересовался – дома ли Гарик. Не получив ответа, комсорг немного потоптался у двери и отправился искать новую жертву, что будет менее осторожна, нежели Сева. Гарик облегченно вздохнул и, нарезав лимончик, откупорил бутылку. Однако, вместо шнапса из бутылки появился сизый дымок, из клубов которого перед Севой возник… Самый настоящий джин!.. Правда, похожий больше… на черта или беса, что ли….

Гарик с изумлением смотрел на материализующегося джина и, когда тот обрел уже вполне осязаемую плоть, заикаясь от волнения, спросил:

– Эээээ… Вы, извиняюсь, джин?..

Полностью обросшее густой, чёрной шерстью существо с большим, белым, похожим на сердце, пятном на груди и шее, стояло, разминая отёкшие, от долгого сидения в тесной таре, конечности. Оно с удивлением и уважением разглядывало развешанные на стене плакаты с изображением титькастых Сабрины и Саманты Фокс и Шварценеггера, незаметным движением сравнив свой бицепс с Арнольдовым. Поняв, что весьма проигрывает накачанному культуристу, существо повернулось к хозяину комнаты.