Евгений Ташук - После того… Роман-демотиватор

****

Вывеска проходной завода «Серп и молот», была подпорчена неуклюжей корявой припиской от руки – «и Яйцо», вероятно, намекавшей, что на заводе занимались ещё и сельскохозяйственным машиностроением, а может, и просто дело рук местной шантрапы. Контора металлургического завода не имела внушительного вида своего пращура – видок, скажем прямо, был, скорее, обратным от противного – унылый и сиротский: всюду царило запустение, валялся различный мусор, а сквозь щели ограды территории завода виднелись полуразваленные цеха, в которых некогда бурлила жизнь, с зияющими глазницами выбитых окон.

Важного вида, явно уже опохмелившийся охранник, бессмысленными глазами глянув в предъявленное капитаном Мымриком служебное удостоверение, показал тому путь к заводскому музею: вход в здание музея находился чуть поодаль по прямой, а потом направо и еще три раза налево – «В общем, там сам увидишь».

Пантелеймон продрался через заросли крапивы, по пути пару раз наступив в то, что в приличном месте валяться не должно ни коим образом, и оказался у старинных, густо крашенных с подтеками масляной краской, высоких дверей заводского музея. Как оказалось, двери были заперты изнутри. Не найдя кнопки звонка, от которого болтался лишь обесточенный провод, капитан уверенно и громко забарабанил в дверь кулаком. Вскоре послышался шум отодвигаемого засова, двери распахнулись, и перед взором капитана предстала… Варвара!..

– Что – арестовать пришел? Вот же дал бог соседа… – проворчала Варвара, увидев капитана и инстинктивно – на всякий случай – застегивая верхнюю пуговичку блузки.

– Нет… – смутился было капитан, но затем строго сказал: – Я здесь в связи с совершенным преступлением, а потому требую от вас, гражданка Дородная, оказать всяческое содействие проводимому мной следствию!

– Поглядите на него! – возмутилась Варвара. – С утра он мне все мозги проел, посадить грозился, а теперь – помогите ему!.. – с этими словами Варвара развернулась и пошла внутрь музея.

Капитан, секунду потоптавшись на пороге, проследовал за Варварой, которая уже подошла к каким-то дверям, распахнула их и сказала, махнув в сторону раскрытых дверей:

– Вот…

– Что вот?.. – спросил Мымрик, разглядывая Варвару с ног до головы и со знанием дела оценивая ее природные достоинства, успев за пару секунд раз пять мысленно изменить жене с Варварой. Блин!.. Такого от Варвары он не ожидал!..

– Место преступления – вот, говорю. Только с утра уже была группа из РОВД с экспертом и пёсиком – все облазили и никаких следов не нашли.

– Знаю, – ответил капитан. – Потому я и здесь.

Колька Селезнев, только что закончивший шестой класс, слонялся с утра без дела. Его тощая, по-детски неуклюжая фигура маячила в разных уголках городка, так он полноценно тратил своё летнее время, свободное от учебы и внимания родителей. У него, как у других, не было бабушки в деревне, а родители купить путевку в летний лагерь не смогли. Колькина мать – Алиса Селезнева – получала мизерную зарплату, работая медсестрой в заводском фельдшерском пункте. А его вполне законный, хоть и гражданский, отец Валька Распутин, уж, полгода как сокращенный с завода, перебивался случайными заработками. Предоставленный саму себе, Колька Селезнев, в конце концов, приходил к реке и ожидал здесь своего закадычного друга Стаса Мымрика. Это было место их встречи, они вдоволь здесь купались и загорали…

Когда-то давно, зимой 1941 года, когда фашистская авиация разбомбила единственный в округе мост, по льду реки была проложена дорога, по которой в тыл вывозили раненых бойцов и эвакуированных жителей, а также вывозили заводское оборудование. Говорят, тогда под лед провалилась полуторка с чекистами, перевозившими какие-то ценности. После войны власти пытались отыскать затонувший грузовик – но без результата. Потом долго еще – вплоть до развала СССР – в том месте купаться было строго запрещено. Это уже потом все дно реки излазили черные копатели да нырятели, но, однако, ничего не нашли. Говорят, еще в 1950-е годы какая-то юродивая бабка несколько раз сбегала из местной психушки и прибегала на этот берег, плевалась в воду и называла это место чертовым омутом и бесовской ямой. Потом эту бабку не то перевезли куда, не то усыпили, чтобы она не будоражила умы местных жителей своей религиозной чертовщиной.

Колька Селезнев сидел на берегу протоки и кидал обломки кирпичей, наблюдая на расходившиеся по воде кругами и повторял слова из своей любимой сказки про дурачка Емелю:

– По щучьему велению, по моему хотению…

И вдруг, после очередного броска осколка кирпича, вода в протоке забурлила, словно откуда-то со дна вырвались клубы воздуха, и на поверхность всплыла огромная щука со старым, полусгнившим деревянным ящиком (длиной около полутора метров и толщиной примерно полтора десятка сантиметров) в пасти. Она подкинула ящик к берегу и, с силой ударив мощным хвостом по воде и окатив Кольку брызгами, исчезла обратно в пучине протоки.

– Ружье, наверно!.. – подумал обрадованный Колька. – А то и винтовка какая!.. Пацаны обзавидуются теперь!..

Колька мигом спрыгнул в воду и вытащил ящик на берег, после чего смыл с него ил. На заколоченной гвоздями крышке ящика была частично сохранившаяся, выполненная белой краской трафаретная надпись, которая, как смог разобрать Колька, гласила: «Соверше… о …ретно! Опасный груз! Не вскрывать! Соб… енность государства! Под охран… НКВД!» Под этой надписью той же белой краской от руки кистью было написано: «Ст… ший упол… че… й отдела секре… х ценно… и оккул… ых артефа… в майор НКВД Федор Куроч… ин».

Колька пнул ящик ногой, отчего тот рассыпался, и средь обломков ящика в остатках сгнившей мешковины показался – к глубочайшему Колькиному разочарованию – лом… Обыкновенный лом, а никакая не винтовка… Обычный лом, какой есть практически в каждом доме. У Колькиного отца в гараже два таких… Колька взял в руки лом и осмотрел его – так и есть! – обыкновенная говенная железяка, не имеющая никакой ценности. Правда, с каким-то странным значком…

Колька обеими руками раскрутил лом и выкинул его подальше в прибрежные кусты, после чего побрел домой: каникулы – каникулами, в обед по расписанию! Разочарованный Колька ушел с берега прочь и уже не видел того, как вода в протоке – в том самом месте, откуда всплыла щука с ящиком в зубах – булькнула еще раз, выплюнув на поверхность какой-то бумажный лист, пожелтевший от времени, который поплыл по течению вниз. Лишь пролетавшие над медленной рекой стрекозы могли с высоты своего стрекозиного полета увидать тот листок с изображением орла, сжимающего в своих когтистых лапах венок из дубовых листьев с многоизогнутум крестом в центре венка. А если бы те стрекозы умели еще и читать, то, наверняка, они прочли бы и напечатанный готическим германским шрифтом текст со странным словом Ahnenerbe…