Никита Филатов - Последнее дело. Между строк, или Группа риска

Построен этот дом был шестьдесят лет назад на средства Литературного фонда и помнил еще Анну Ахматову. Которую Виноградов, естественно, не застал. Зато ему довелось посещать в этом доме когда-то Вадима Сергеевича Шефнера – пожалуй, самого ленинградского из писателей прошлого века. А спустя пару месяцев провести целый вечер, за стопкой и за мужским разговором, в гостях у прекрасного, злого и умного Виктора Викторовича Конецкого… Вообще же, дом был многоквартирный, большой, и почти все квартиры в нем занимали особо достойные и заслуженные члены Союза писателей СССР. Только вот, как оказалось, в памяти благодарных читателей от них сохранился едва ли с десяток имен и фамилий.

Дверь в квартиру на четвертом этаже открыла Юлия Эдуардовна:

– Здравствуйте, Владимир.

– Добрый день…

Интересоваться, какими судьбами она здесь оказалась, не имело никакого смысла. Они были знакомы больше двадцати лет, со времен вступления Виноградова в писательский союз, и тогда еще не вызывало сомнения: для всего, что делала или не делала эта женщина, обязательно имелась веская причина.

– Извините, не знал, что сегодня увижу вас. Непременно пришел бы с цветами.

– Ничего страшного. Проходите. Он уже про вас спрашивал.

Борис Аркадьевич Жаботинский принадлежал к поколению шестидесятников, давным-давно стал почти живым классиком, однако остался при этом порядочным человеком. Вчера вечером он позвонил Виноградову и попросил заехать в любое удобное время… желательно после обеда. Отказать Виноградов не мог, да и не хотел: с юных лет он зачитывался фантастическими романами Бориса Аркадьевича, а к нему самому относился с большим уважением. Тем более что в последние несколько месяцев Жаботинский болел, и в Союзе писателей поговаривали про онкологию.

Юлия Эдуардовна пропустила гостя вперед:

– Не надо, пожалуйста, обувь снимать! Прямо так проходите.

Окно спальной смотрело во внутренний скверик, но сейчас оно оказалось наполовину прикрыто тяжелыми шторами. Возле окна – письменный стол с монитором, а деревянные темные полки от пола до потолка заставлены книгами и различными памятными безделушками со всего мира. На стене между книжными полками нашлось место для пары хороших картин, православной иконы и отпечатанной более ста лет назад карты звездного неба. Сам хозяин лежал на широкой семейной кровати, под одеялом, и его очень бледное, осунувшееся лицо почти не отличалось по цвету от наволочек на подушках.

Пахло медикаментами.

– Здравия желаю, Борис Аркадьевич!

– Привет, Володя, привет… – Жаботинский протянул гостю руку. – Очень рад тебя видеть!

– Спасибо, взаимно!

– Присаживайся. Я рад, что ты нашел время заехать.

Рядом с кроватью стоял пустой венский стул, предназначенный, очевидно, для посетителей.

– Да какие тут могут быть разговоры, Борис Аркадьевич!

Несколько долгих секунд Жаботинский смотрел в глаза гостю:

– Что, прямо так плохо?

– Да нет…

Наверное, следовало сказать хозяину что-то бодрое и утешительное. Однако врать было неловко, да и не хотелось. Уже на памяти Владимира Александровича ушли из жизни достойнейшие люди и прекрасные писатели – Борис Натанович Стругацкий, Вадим Шефнер, Виктор Конецкий, Станислав Родионов, Даниил Аль, ушла хорошая и светлая Татьяна Окунева…

– Как же вы работаете адвокатом, Володя? Вы совершенно не умеете врать людям.

– Ну, это смотря каким людям.

– Представляете, разве не странно? Когда врачи поставили диагноз, я на какое-то время даже обрадовался, что похудею. И мне опять станут впору любимые вещи, которые оказались когда-то малы… – Борис Аркадьевич немного приподнялся на подушке. – Огорчало только, что это продлится недолго. Зато теперь я точно понял, что к собственному здоровью надо относиться с уважением, но без подобострастия. Не надо перед ним заискивать, не надо подкупать его диетами и обещаниями…

Интересно, подумалось Виноградову, отчего так заметно и часто умирают хорошие люди?

А различные бездари и подонки, как правило, счастливо доживают до больших юбилеев. Хотя, в сущности, доживают не так уж и счастливо. Потому что все время следят друг за другом, постоянно считают чужие награды и премии, которые сами не получили, но непременно должны были получить…

– Ой, спасибо, красавица! Вот сюда… давайте-ка…

Через порог переступила Юлия Эдуардовна с подносом, на котором едва поместились три чашки, заварочный чайник, пузатая сахарница и печенье.

– Прошу прощения… помочь?

– Да ничего, сидите, не вставайте!

Аккуратно и быстро распределив между Жаботинским и гостем все необходимое для чаепития, Юлия Эдуардовна присела к письменному столу:

– Я не помешаю?

– Обижаете, Юлия… как вам не стыдно!

В изголовье кровати лежал томик Бунина, и разговор как-то сам собой завязался по поводу его «Окаянных дней». Характер у нобелевского лауреата был отвратительный. О писателях вообще и о русских писателях в частности отзывался он с пренебрежением и без какой-либо симпатии, признавая за некоторыми из них, впрочем, некоторое право на существование в литературе.

От кровавых событий Гражданской войны Владимир Александрович с хозяином перешли, по традиции, к обсуждению политических новостей.

– Ох, Борис Аркадьевич, вижу, не любите вы нашу нынешнюю страну… – с улыбкой покачал головой Виноградов в ответ на резкие и точные оценки собеседника.

– Наверное, потому, что я слишком любил страну ушедшую… – вздохнув, признался самому себе писатель Жаботинский, которого во времена Советского Союза считали бунтарем и вольнодумцем. – Страну своей молодости. Страну своих надежд…

Борис Аркадьевич поставил чашку:

– Ну, Володя, рассказывайте, что у нас нового, в нашем писательском мире?

– Вам должно быть виднее. – Отвечая хозяину, Виноградов достаточно выразительно перевел взгляд на женщину за письменным столом. – Или я ошибаюсь?

– Не ошибаетесь, – подтвердила Юлия Эдуардовна.

– Да, пожалуй… – кивнул Жаботинский. – Вы уже посмотрели список книг, которые были изданы в этом году на бюджетные деньги?

– Только то, что раскопали журналисты.

– Как вы думаете, почему там практически нет популярных, успешных писателей?

– Интриги и жадность?

– Не только. – Хозяин квартиры взял чашку и сделал глоток. – Дело в том, что известные авторы, вроде вас, и так хорошо издаются. Большими тиражами, за приличные деньги… Авторские права на их новые тексты покупают еще до написания. Поэтому за государственный счет печатают макулатуру, которую никто другой ни издавать, ни прочитать не хочет. Но, все же, за некоторыми исключениями.

– Например?

– Например, иногда издаются дебютные тексты молодых литераторов.