Игорь Сотников - Дровосек, или Человек, сумевший наломать дров. Книга вторая

Ну а когда между людьми, на таком ограниченном пространстве возникает такое внимание друг к другу (причины здесь могут разные), – даже может благодаря случайности, – то это не то чтобы обязывает к чему-то, хотя бы к приветственному кивку, а… всё же иногда так обязывает, что и не знаешь, как без последствий для себя выйти из этого странного положения. И то положение, в котором оказался Алекс, как раз было одно из таких.

И пока Секунд, куда-то там в сторону, отвлекался, не забывая словесно разбавлять свои сторонние взгляды: «Второстепенного ничего здесь и нигде не бывает. И если даже мимолётом твоё внимание акцентировали, может на самой, что ни на есть мелкой детали, то это было сделано не просто так, и это обязательно что-то, да значит. И на первый взгляд несущественное и малозначимое, всегда может оказаться той деталью, через которую только и можно понять, что на самом деле происходит», – то Алекс, удерживаемый взглядом неизвестного, уже и не знал, что такого придумать, чтобы оторвать свой взгляд от этого типа.

Между тем удерживающий своим взглядом Алекса незнакомец, из-за этих своих захватнических действий, вполне заслужил имя флибустьера воздушных пространств, или если для него это сложно, и он сейчас и выговорить этого не сможет, хоть его и качает, что приближает его к этому пространственному имени, то пусть будет капитан Сорви голова – его голову так и подрывает сорваться со своей насаженности. Так вот, этот капитан Сорви голова, будучи очень близким к тому, чтобы сорвать свой голос на ком-нибудь, – всего вероятней, что только на себе, ведь он ещё и слова не проронил, а это характеризует его как человека себе на уме, – решает для начала смягчить своё горло напитком из бокала.

Ну а как только его передёрнуло от крепости напитка, а Алекс не успел воспользоваться этой возможностью и оторваться от него взглядом, то он, решив, что этот обоюдный взгляд его обязывает, хотя бы на знакомство, не твёрдым шагом выдвигается по направлению Алекса, а может и стоящего рядом с ним свободного стула. И, наверное, Алекс, узнай о том, что первоначальной целю капитана Сорви головы было занятие собой этого свободного стула, то он бы возможно, что и расстроился, несмотря даже на то, что это новое знакомство, при виде этого капитана, не только ароматы перегара несло.

Но Алексу не суждено об этом было узнать, хотя косвенные действия капитана Сорви головы на это указывали. И вот когда этот самозваный капитан всем своим весом узаконил своё положение на стуле, то он, не особенно заморачиваясь над тем, с чего начать своё знакомство с Алексом, повернувшись к нему в упор, сходу объявляет те причины, которые привели его сюда и к этому, даже не знакомству, – ведь я, с первого на тебя, сукин сын, взгляда, догадался, кто ты есть на самом деле, – а представлению себя.

Когда же капитан скорей Соври, чем Сорви голова, таким, самым обычным в такого рода местах способом представился, то Алекс естественно насторожился, а Секунд незамедлительно вернулся к столу, где они и принялись ждать от капитана той логической последовательности действий, которая всегда следует после такого представления самого себя и тех, перед кем так себя представляет капитан. И здесь, несмотря на широчайший спектр представлений, всё всегда сводится к одному – ты тот, кого бы мои глаза не видели, и подошёл я к тебе лишь потому, что не мог иначе, и должен был это тебе сказать прямо в твои бесстыжие глаза.

Но капитан Соври голова, наверное потому, что он Соври голова, сумел удивить Алекса и Секунда, поведя себя иначе. – Можешь на меня положиться, – таинственно, очень туманно и тихо проговорил капитан, чуть наклонившись в сторону Алекса, – я никому тебя не выдам. – Капитан Соври голова озирается по сторонам, видимо в поиске тех, кому он не выдаст Алекса. На одно лишь мгновение задерживается на двух, уж очень для него подозрительных типах, – они попивают совсем не то крепкое пойло, что капитан (явно хотят держать свою голову ясной), – но они видимо его не пугают и, капитан, проскрипев зубами и, сжав руки в кулаки, возвращается к Алексу. – Я и сам здесь под прикрытием. – Проговорил капитан, покосившись на Секунда, которого он только что заметил.

И как оказалось, не зря заметил. Секунд в отличие от Алекса вдруг решает проявить любопытство и спрашивает капитана. – И кто же вы на самом деле? – Капитан может и не ожидал, что его об этом спросят, но всё же не показал виду, что это было для него неожиданно, и только нездорово посмотрел на этого и не пойми откуда взялся, что за любопытного и подозрительного типа. После чего капитан смотрит на Алекса и, кивнув в сторону Секунда, спрашивает его. – Ты ему доверяешь? – Что вызывает улыбчивую заинтересованность у Секунда, с которой он поворачивается в сторону Алекса и красноречиво, – а вот это мне было бы интересно узнать, – смотрит на него.

Алекс в свою очередь посмотрел на Секунда и своей ответной улыбкой сбил у того весь интерес к его ответу. Но Алекса это не волнует и он, повернувшись к капитану, говорит: Доверяю. – Капитан со своей стороны не столь доверчив и он, с нескрываемой досадой говорит: «Я бы этой паскудной роже и подержать свой полупустой стакан не доверил бы. Или выпьет, или наплюёт». И пока Секунд, как человек вероломной сущности, не осуществил этот подлый манёвр с бокалом капитана – а его пристальное внимание к бокалу капитана, после того как он раскрыл эти его тёмные намерения, прямо на это указывает – капитан предусмотрительно, в один глоток осушает бокал, после чего торжествующим взглядом смотрит на поверженного Секунда и, явно опасаясь, как бы этот подлейшей сущности человек, напоследок не решился плюнуть в бокал, переворачивает его и таким способом, крепко ставит на стол. На мол, козлина, подавись своей слюной, которую тебе больше некуда будет плевать.

Ну а как только все акценты за столом таким способом расставлены, капитан, у которого во внутреннем кармане, в виде фляжки есть ещё и другие козыри, возвращается к Алексу и открывает ему тайну своего имени. И как оказывается, капитан Соври голова и не капитан вовсе, о чём прекрасно знал Алекс и вполне возможно, что и Секунд, которого Алекс не поставил в известность, когда присваивал капитану капитанство, а капитан на самом деле, есть самый настоящий критик. – Но об этом, тсс, никому. – Прижав указательный палец к губам, тихо произнёс критик. После чего он быстро осматривается по сторонам и, задержавшись на мгновение на всё на том же месте, на тех подозрительных гастрономах, пьющих какую-то воду, возвращается обратно к Алексу.

– Вы же знаете, как в этих местах относятся к критикам (недостойно и опрометчиво). И поэтому я вынужден соблюдать инкогнито. – И только с грустью в голосе вздохнул критик, как, что за вероломность… нет, не Секунда, – хотя то, что он сидел ближе к буфету на многое раскрывает глаза, а уж потом намекает, – а вовсю пользующегося своим служебным положением буфетчика, который взял и на всю буфетную прокричал имя критика, и тем самым раскрыл его инкогнито и заодно глаза на него всех находящихся в данный момент в буфетной людей. И при этом буфетчик не обошёлся без того, чтобы не просто раскрыть личность критика, а он это так невероятно хитроумно, с такой подковыркой под самую кожу сделал, что к нему и не придерёшься, а вот к критику запросто.