Владимир Весенний - Анатомия смерти

– Я отвезу вас домой, – предложил Салтыков Екатерине Сергеевне. – И тебя тоже, – повернулся он к Курбатову.

– Я возьму с собой Мишу! – заявила женщина.

– Разумеется, – ответил Салтыков.

Курбатов проводил женщину до дверей квартиры. Мишу он передал с рук на руки и простился, убедившись, что женщине и ребёнку ничего не угрожает.

– Записи стёрты с камер наблюдения. Консьержку нашли в подсобке с пробитой головой. Ещё дышала, но в себя не пришла, – сообщил Салтыков, управляя неновым Renault отечественной сборки.

Юрий Алексеевич не ходил по головам ради карьеры, не играл в «честного парня», не клеймил позором коллег, нечистых на руку, и не мешал другим забираться вверх по служебной лестнице. Он никому не мешал, и никто не мешал ему. Установившееся равновесие устраивало начальство и коллег. От «подарков» за мелкие услуги Салтыков не отказывался, но в целом чтил закон и служил ему верой и правдой. Отчего на дорогих автомобилях ездили другие, а не он.

«Рено» выехал на Садовое кольцо. В четыре утра машин было недостаточно для дорожных пробок, но их хватало вполне, чтобы влететь в ДТП. Поэтому Салтыков не отвлекался от дороги и говорил не поворачивая головы.

– Преступники были хорошо осведомлены.

Курбатов вспомнил слова Гомельского в кафе. Павел тоже утверждал, что записи кто-то неоднократно стирал.

– Соседи ничего подозрительного не слышали. Консьержка пропала. Ты её точно видел? – спросил Салтыков.

Его руки цепко держали руль. Он бросил короткий взгляд на Курбатова.

– Вот как тебя сейчас. Только вместо руля она держала спицы с вязаньем.

– Меньше чем за час бабулю убрали как свидетеля. Уличные камеры зафиксировали, как двое неизвестных, в капюшонах, вошли в подъезд и через пять минут вышли. Лиц не видно.

– Вполне достаточно, чтобы приложить ломик к чужой голове и спрятать тело, – сказал Курбатов.

– Почему ломик? Орудие преступления не найдено…

– Ну, бита, или молоток, или ещё что-нибудь…

– Кстати, по одной из версий у полицаев ты подозреваемый, – обрадовал Салтыков. – Так сказать, друг семьи. Знаешь, где что лежит. Где что стоит и как отключается. Навёл подельников. Они сделали дело. Для видимости стукнули тебя по темечку. Ты для порядка полежал, передохнул. Затем спустился «проведать» бабушку. Вернулся, чтобы ещё немного полежать, и «очнулся» жертвой. С головы до пят в своей и чужой крови. А что, вполне правдоподобно. Колись, какая корысть?

– Сейчас направо, – указал поворот Максим.

– Знаю… Если серьёзно, то, кроме мужика и бабы, что заходили в подъезд, зацепок никаких.

– Почему вы решили, что входили мужчина и женщина, если не было видно лиц?

– Потому что в нашей стране мужики в юбках не ходят. Один из подозреваемых был одет в юбку.

– Какого цвета была юбка?

– По-моему, в серую клетку, а что?

– Так, ничего.

Курбатов вспомнил кафе и двоих за столиком. Во что была одета женщина? Куртка, длинный шарф и, кажется, юбка. Цвет. Кажется, клетка. Ещё в школе классная руководительница Тамара Германовна хвалила Курбатова за его зрительную память. Он мог выучить стихотворение, прочитав один раз. Умение запоминать детали очень помогало ему в работе и в жизни.

– Чем занимался Гомельский? – спросил Салтыков.

– Инновационные технологии, – ответил Курбатов. – Офисы в Челябинске, Пензе, Екатеринбурге, других крупных городах России. За кордоном тоже что-то имеется.

– Значит, денежки водились.

– И немалые, – подтвердил Максим.

– Кому отходило имущество и прочие радости жизни в случае кончины Гомельских?

– Осмелюсь предположить, детям или ближайшим родственникам.

– Вот! Мальчик Миша ещё маленький для серьёзных правонарушений. Следовательно, нужно искать тех, кому выгодна смерть Гомельских. Много у него любящей родни?

– Отца и мать он рано похоронил. В семье был единственным ребёнком. Но имелись дядя по линии отца и двоюродная сестра Лена. Мы с ней в детстве в стоге сена в прятки играли. А вот у Вики был родной брат. Они не очень ладили.

– Вижу, ты неплохо знал это семейство? – удивился Салтыков.

Курбатов кивнул и пожал плечами.

– Тогда, быть может, расскажешь о Корнеевой Екатерине Сергеевне? – спросил Салтыков.

– Ты думаешь, она может быть замешана? – спросил Курбатов. Эта версия ему не очень улыбалась.

Салтыков ухмыльнулся. Он обладал чутьём на всякого рода человеческие слабости. От него не укрылось замешательство Максима.

– Ты не хуже моего знаешь, Макс, что каждая версия имеет право на жизнь, даже самая абсурдная. Кто-то же стёр записи!

– С этим не поспоришь. Приехали.

Машина остановилась у подъезда. Салтыков не глушил мотор.

– Зайдёшь на рюмочку чая? – предложил Курбатов.

– Домой спать. Пару часов ещё успею урвать.

Курбатов поймал себя на мысли, что его познания о Корнеевой могут уместиться в анкетном листке. Не более того. Чем она живёт? Какие предпочитает книги и фильмы? Ходит ли в театры, посещает ли выставки? Кто её друзья? Есть ли в её жизни близкий человек? Ничего этого он не знал. Курбатов пересказал Салтыкову краткую историю жизни Екатерины Сергеевны. Симпатии и пристрастия он оставил при себе, как и тонкости взаимоотношений двух женщин. Следствие интересуют факты по убийству. «Взаимная неприязнь может стать мотивом, но не в этом случае», – рассудил Курбатов.

– По-моему она очень привязана к Мише, – добавил он в конце.

– Негусто, – констатировал Салтыков. – Как я понимаю, ты это дело не оставишь?

– Перед смертью Гомельский поручил мне разобраться во «всём» и вообще. Теперь главный вопрос: в чём мне надлежит разобраться и что такое «вообще»? – ответил Курбатов.

– Насчёт «вообще». Запретить я тебе не могу и отговаривать не стану. Он твой друг, я понимаю, долг чести и всё такое. Если что нароешь – держи меня в курсе. И найди флешку. Нам теперь любая информация в кассу…

В двухкомнатной квартире на Загородном шоссе, оставшейся от родителей, Курбатов сбросил с себя грязные ботинки и одежду на пол в прихожей и полез в ванну отмываться и отмокать. Он пересилил желание выпить и наслаждался теплом воды и её плеском. Плеск действовал успокаивающе на нервы и уносил к морю, в воспоминания. Макс лежит на влажном песке ногами к воде, раскинув руки крестом, и смотрит в небо. Блестящая точка самолёта расчерчивает синее полотно белой линией. Волна с шуршанием катится, широко размахнувшись по длине берега, пенясь и теряя силу. Облизывает пятки, подбирается к икрам, не дотягивается до бёдер и отступает, чтобы снова попробовать подобраться ближе.

Флешка. Курбатов открыл глаза. Он оставил её в деревне в доме у соседа, когда переодевался. Мысленно Максим прошёл весь путь от внедорожника до камина. Он собирался передохнуть и позже посидеть за ноутбуком. Флешку он положил в карман шаровар, чтобы потом не искать. Больше он её не доставал и не видел. Следовательно, с нею он выпрыгивал из разбитого окна и ползал по сугробам.