Игорь Ференец - Ты не воскреснешь

Стоя спиной к боковому торцу мусорки и не решаясь попадаться в поле зрения неуправляемых разбушевавшихся гражданских, я поднял приклад к плечу и стал осторожно поворачивать свой корпус навстречу ребятам, прессующим Рамиреса. Заняв правильное положение, правой ногой вперед, к краю укрытия, я коротко качнулся в сторону и снес первых трех упырей одной короткой очередью. Все вышло настолько легко и непринужденно, что мне даже стало стыдно перед Риком, который провозился с ними почти две минуты. С той стороны что-то коротко шарахнуло, и три котлетоса синхронно слегли за своей баррикадой. Их товарищи тоскливо заголосили на разные голоса, из чего я понял, что один из недоносков, падая, надавил на спуск и продырявил нескольких своих корешей, которые оставались вне моего поля зрения.

Решив, что начало положено, я сместился так, чтобы мне было видно длинную сторону контейнера, обращенную к гражданским, и успел заметить, как Рамирес юркнул под прикрытие их легковушки. С моей точки зрения мусорный контейнер выглядел куда привлекательнее, но выбор все же оставался за ним. Я сделал что мог. Убедившись, что Рик укрылся, я воспользовался возникшей заминкой, перевел дух и снова огляделся.

Я робко надеялся, что злые дяди, вкусив прелестей жизни, передумают и свалят подобру-поздорову, но моим надеждам не суждено было сбыться. Они довольно быстро пришли в себя, перегруппировались и решили меня не прощать.

В той ситуации разумнее всего для меня было бы отступить. Все мое нутро вопило, требуя от меня драпать из чертовой ловушки, но сделать этого я не мог. Все наше барахло, и родное и только что приобретенное, я уже не говорю о наличке, валялось в кузове пикапа, а пикап стоял в проулке, справа от дороги, на которой я обосновался, устроившись за мусорным баком. И уходить без этого барахла было бы с нашей стороны как минимум не разумно.

Я, как мог, огляделся, коротко шарахнул по паре черепов, вылезших под выстрел, и снова отошел за свое ароматное убежище.

Прижавшись хребтом к облезлой жестяной стенке контейнера, я бросил взгляд в ту сторону, где приютился Рик. Оттуда вяло пуляли из пистолетов и изредка рявкал «Ремингтон», но самих голов уже не было видно. Вероятно, мой латиноамериканский товарищ убедил своих новых друзей вести себя поскромнее, и теперь у гражданских появился неплохой шанс не расстаться со своими задницами. Чего нельзя было сказать обо мне. Я стоял за вонючей дырявой коробкой, капающей на асфальт сочившейся из пробоин зловонной жижей, и как заведенный вертел башкой по сторонам.

В тот-то момент я и запалил сволочей, которые залезли на плоскую крышу одноэтажки, торчащей через дорогу от заваленного трупами офиса, в котором догнивал Кенни. Ребята были молодцами, и все бы у них получилось, верти я башней только по горизонтали. Взявшись за верхний срез борта левой рукой, я уложил цевье карабина в вилку между большим и указательным пальцами, поймал в прицел первого из «верхолазов» и сбил его одиночным выстрелом в тушу. Двое его товарищей были на стреме и тут же бросились на четыре кости, успев залечь за низенький кирпичный бортик, окружавший крышу по периметру.

Их было всего-то пара человек, но шороху они могли оттуда навести о-го-го. Я дал по бортику пару коротких очередей, больше для острастки, чем из практических соображений, и, приподняв свой противопульный намордник на лоб, свистнул Рамиресу, потыкав пальцем вверх. Он кивнул мне в ответ, но, судя по всему, нихрена не понял, потому что снова стал давить по фронту. Я злобно сплюнул на асфальт под ногами, проверил остаток патронов в магазине, и снова выглянул за угол контейнера со стороны плохишей. И успел как раз вовремя – засранцы, оперевшись на своих корешей, засевших на крыше, уже вовсю мутили обходной маневр. Застигнутые в движении, посреди улицы, они попадали на асфальт, извергая во все стороны пукательные газы и, рефлекторно, дожигая патроны. Винить их в этом было бы неразумно, я, старый мудозвон, подставился сам, без посторонней помощи. Мое правое копыто вылезло из-за стенки бака всего-то на пару дюймов 112 112 1 дюйм = 25,4 мм. . И, как и следовало ожидать, этой самой ляжкой я и поймал срикошетировавшую от асфальта пулю. От полученного удара мое копыто повело в сторону, и я чуть не рухнул на бок, едва успев перенести вес тела на левую сторону. Хромая на одной ноге, я попытался догрести до стенки контейнера, но чуть-чуть не успел. При других обстоятельствах, мне должно было разворотить грудную клетку или гортань, но нет худа без добра. Поскольку я успел частично зайти под прикрытие контейнера, то получил прилетевшую с крыши пулю прямо в рыло.

В ушах у меня зазвенели колокола, а дневной свет погас напрочь. Я словно мешок с говном осел на асфальт за помойкой, но даже не смог сразу осознать, что больше не стою, а лежу. В голове булькало и свистело круче, чем с перепоя. Морда вся онемела, так что я даже не почувствовал, как от полученного удара расползлась моя маска, кусками отлетевшая за уши на эластичных ремнях креплений. С трудом приоткрыв один глаз, я попробовал хоть что-нибудь разглядеть, но у меня нихрена не получилось. Тогда я дал пару очередей, дожигая патроны в то место, где по моим расчетам должна была находиться гребанная крыша. Мои мозги упорно отказывались ворочаться, а в черепе мутными волнами переливалась уорхоловская 113 113 Энди Уорхол (1928—1987 г.г.) – американский художник, создатель произведений в стиле коммерческий поп-арт. блевотина. Через свист и звон в ушах я услышал где-то далеко-далеко рев «Ремингтона» и окончательно отрубился.

Очухивался я рывками. Я помнил хлопки рамиресовского карабина у меня над головой. Я помнил, как он тащил меня куда-то, ухватившись за эвакуационную стропу на жилете. Еще помнил, как не смог поднять свой карабин и потянул из-за пояса сорок пятый. А потом было что-то холодное под спиной, только я не мог уверенно сказать, я на нем лежал, или оно на мне. Все в башке крутилось волчком. Потом помню лицо какого-то незнакомого парня, маячащее перед моим носом. Помню маленький фонарик, которым мне какая-то падла светила сначала в один глаз, а потом во второй. Мой череп разламывался от постоянной пульсирующей боли, и неудержимо тянуло блевать. А потом была темнота. Периодически я пытался открыть глаза, но у меня ни хрена не выходило. Только на какие-то секунды, наверное. Но цельная картинка никак не хотела складываться.

Сколько я так провалялся – сказать не смог бы даже под пытками. Но понемногу стал отходить. Теперь я просто дрых от той дряни, что мне ширяли в торчащую из руки капельницу.

А окончательно очухался я от того, что начало дергать простреленное копыто. Ляжка болела и просилась в пляс. Я с закрытыми глазами протянул руку и потер ее, чтобы перестала дрыгаться. Под пальцами оказалась повязка. И копыто было по-прежнему на месте, и это очень радовало, зная полевую хирургию, особенно штатовскую.