Эллина Наумова - Смерти хватит всем. (Сергей Перов и Наташа Сомова)

Впавшие в нужду учителя перегрызлись между собой. Их немного и изредка сплачивала зависть к сытым, холеным питомцам. За работу держались лишь те, кто либо учил в школе собственных детей и внуков, либо не собирался опускаться до преподавания отбросам общества из трущоб. А родители стали ужасающе требовательными и почтения к сеятелям «разумного, доброго, вечного» не испытывали. Их наследников лучше было не обижать. Педагоги утверждали, что временами находятся на грани голодных обмороков и всегда за гранью нервного срыва.

– У кого угодно мозги закипели, и директор пал жертвой, – подытожил Слава Авдеев. – Детки без тормозов, родители мстительные, учителя психованные.

– «Кто угодно» – это никто! – разозлился майор.

– Славик, не забудь про любовь, – быстро вмешалась Наташа, которая в отличие от Сергея улавливала смысл авдеевских консультаций с одноклассницами с полунамека.

И лейтенант рассказал историю, в которой участвовали люди, обнаружившие труп.

Юрия Александровича рекомендовал сокурсник, Алексей Николаевич. Директор взял непьющего, некурящего, холостого физика. И мужчин преподавателей в школе стало трое. Мрачноватый и немногословный Юрий Александрович держал в ежовых рукавицах всякого, кто значился в классном журнале. Нина Геннадиевна казалась полной ему противоположностью. На ее уроках было весело, но без разнузданности. А на праздничных посиделках и сослуживцы хохотали над анекдотами, которые она мастерски травила. И рыдали, когда она пела. Ей бы на сцену, однако, Нина Геннадиевна отшучивалась:

– Я люблю учить, вот незадача.

Но это было частью правды. Некоторым одаренным не до искусства. Она рано вышла замуж и трижды стала матерью. Фанатично преодолевала «комплекс неровни» – до нее, красавицы и заводилы из простых, снизошел родовитый, избалованный парень. Главная горесть – неспособность ублюдков оценить его по достоинству – выявилась, когда после института пришлось работать. Раздражение неудачник вымещал на жене: выискивал по углам пыль, кочевряжился за обеденным столом, заставлял по три раза перестирывать свои рубашки. Ей необходимо было, чтобы уважали хотя бы вне дома. Нина Геннадиевна принадлежала к типу нормальных. Они выбирают преподавание или врачевание и много, упорно, красиво трудятся, чтобы «человеком считали», величали по имени-отчеству, заслуженно хвалили и благодарили. Для них самих деньги не слишком важны. Но ради содержания семьи приходится надрываться. Здоровые от рождения заболевают всем сразу в старости. Не слишком крепкие – в среднем возрасте. Нина Геннадиевна была из последних.

Ее и Юрия Александровича явное взаимное тяготение еще не осознавалось никем, как влюбленность. Просто симпатичные противоположности дополняют друг друга. И тут загнанная трудом Нина Геннадиевна попала на хирургический стол. От наркоза в палате оправилась привлекательная тридцатипятилетняя женщина без матки. И сразу встретилась глазами с осунувшимся, неизвестно как проникшим в реанимацию Юрием Александровичем. Ему она сказала, что ей удалили. Мужу – нет.

Их любовь была прекрасной и безнадежной. Три года Нина Геннадиевна умоляла Юрия Александровича отказаться от самой себя. Но однажды ее поразила мысль об уходящих в небытие днях. Они стали любовниками. Когда коллеги принялись трепаться «про интим» и анонимно названивать ее мужу, а Юрий Александрович сделал ей предложение, Алексей Николаевич принял меры.

– Нина, не гробь Юрку. Мужик обязан оставить собственное потомство. И своих детей пощади. У них есть родной отец, они ему дороги, – выговорил он решившейся обрести счастье Нине Геннадиевне.

Она отказала Юрию Александровичу. Более того, продолжение знакомства поставила в зависимость от того, создаст ли он семью и даст ли ей побаюкать своего малыша. Алексей Николаевич не растерялся и сосватал другу одинокую и не юную родственницу жены. Обезумевший Юрий Александрович согласился. Он почему-то думал, что подержав на коленях его ребенка, Нина Геннадиевна утешится, разведется и выйдет за него. Однако ситуация угрожающе ухудшалась. Жена Юрия Александровича родила мальчика. Любовники свихивались, второй год не прикасаясь друг к другу. А по школе расползалась клевета, будто они продолжают блудить, обрекая на распад уже два удачных брака.

Наконец, подключился директор. Подобно Алексею Николаевичу он выбрал для вразумления Нину Геннадиевну и потребовал написать заявление по собственному. Юрий Александрович посулил начальнику страшные неприятности, если тот не попросит прощения у оскорбленной женщины. Тот этикету не последовал, но и не уволил опальную учительницу. В роли миротворца выступил Алексей Николаевич: он банально покупал коллектив за конфеты, коньяк, удобное расписание, чтоб окон поменьше. Злопыхательство во всеуслышание прекратилось. Нина Геннадиевна и Юрий Александрович наслаждались передышкой, если в их случае можно говорить о наслаждении.

– Вырисовывается мотив, – шевельнулся в кресле майор Перов.

– Да, – согласился лейтенант Авдеев. – Еще надо?

– В каком смысле надо?

– В прямом. У нас интересная школа.

Год назад пара любознательных семиклассников разбирала во дворе газовый баллончик. Он, разумеется, взорвался. Один испытатель отделался рубцами на шее. А у другого скрючило правую кисть. Его папа заявил, что если хирурги не восстановят физическую полноценность, директор, которому он ежедневно на пять-шесть часов доверял сына, тоже до смерти будет пользоваться только левой рукой. Господин был из тех, кто, кляня, побуждает себя к действиям, а не выпускает пар.

Или на классной вечеринке девчонки из девятого «А» спрятались в раздевалке и наглотались «Наполеона». Три красавицы ползали молча, а четвертая дебоширила – унять не могли. Вызвали родителей, отправили по домам, потом отчислили. Выходя из директорского кабинета, мама буянки отчетливо процедила:

– Она не пропадет. Но ты, старый хрен, отныне лично мне должен. И много.

– Хватит, – схватился за виски майор Перов. – У Владимира Георгиевича Ямцова врагов было, как собак нерезаных.

– И в итоге зарезан он, – закруглился Авдеев.

– Слава, ты выбери эпизоды поярче и выясни, кто из мстителей, где был во время убийства. А мы с Татой подадимся восвояси.

«Майор чуткий, он всегда к делу пристроит», – думал лейтенант Авдеев, почесывая переносицу.

Там, куда поздние гости подались, Перов мужественно поцеловал Наташу в губы.

– Это уже автопилот, – определила она. – И все равно приятно, Сережа.

5.

Утром майор принялся реконструировать преступление. Результаты получались чудовищные. Перов злился, неуемно курил, но не останавливался. Потому что метод исключения не самый продуктивный. Он самый навязчивый.