О. Дэкаэн - Идеальная дочь. Книга 2

Она сильная, она выдержит!

Только, когда поняла, что эти слова произносит вслух, она замолчала. Всё было бесполезно. Мольбы, уговоры, запугивание… Ничего не действовало на тех людей, что окружали её сейчас. Они смотрели на неё и молча улыбались, словно она была умалишённая и без помощи ей не справиться.

Ей хотелось крикнуть, что их улыбки скорее похожи на оскал хищников, что загнали свою жертву в угол и теперь медленно шаг за шагом приближаются, пуская ядовитую слюну. Они и были хищниками, эти двое. Женщина и мужчина, словно две стороны одной монеты, две руки, принадлежащие одному телу. Они дополняли друг друга в своём стремлении наказать её.

А она была их жертвой – дрожащей, перепуганной, осознающей, что её час пробил и ничего не вернуть назад, не отсчитать минуты вспять, не пережить прошлые мгновения заново. Впереди только одиночество и пустота…

– Идём, ты же знаешь, что это будет не больно? – успокаивающе сказала женщина, смыкая свои сильные пальцы чуть выше локтя.

Мужчина стоял у двери, словно страж оберегающий выход. Но он боялся не того, что кто-то проникнет внутрь, он знал, что в это время суток здесь практически никого нет. Он опасался, что она вырвется наружу, сбежит.

Девушка позволила вывести себя в длинный, полутёмный коридор, словно кишка, протянувшийся на десятки метров вглубь здания. Она слышала, как раздался щелчок закрываемой позади них двери и тихие неторопливые мужские шаги, вторившие её собственным. Ей было некуда бежать.

Понимала, что просить бесполезно, но всё же прошептала:

– Пожалуйста, не надо! – её слова звучали умоляюще и за это она себя ненавидела. – Оставьте всё, как есть. Мне будет больно. Я не хочу…

Но женщина тут же одёрнула её, больно сжав руку и придвинув к ней своё лицо:

– Не губи себе жизнь! Какие твои годы. Ещё всё наладиться.

– Я не хочу, – снова выдавила из себя девушка, в отчаянии попытавшись выдернуть руку из цепких лап своего конвоира, одновременно тормозя о холодный пол голыми пятками.

Они ей даже не дали обуться.

Но та и не думала останавливаться, ещё крепче сжимая пальцы. Она словно не замечая слабых попыток своей жертвы вырваться, целенаправленно шагала в нужном направлении.

– Не нужно этого делать. Ты же не хочешь, чтобы повторилось то, что было в первый твой приход сюда?

Тот неожиданно сильный удар по лицу она помнила до сих пор. Кожа на щеке ещё долгое время горела огнём, а в ушах стоял звон.

И как только она поняла, что ей не справиться с этими двумя, её тело сразу обмякло. Она сдалась. Так они и шли, три фигуры: две женские и одна мужская в некотором удалении.

Когда женщина, наконец, открыла нужную дверь, девушка отшатнулась. Она ненавидела это место, этот запах, ненавидела тот момент, когда её выводили под руки, едва всё заканчивалось. Боялась того белоснежного монстра, с отражающими свет ярких ламп стальными деталями, что стоял в центре кабинета, и уже в третий раз был готов принять в свои цепкие объятия.

– Давай, дорогая, забирайся, – подтолкнула её женщина.

В её прикосновении не было ни капли сочувствие, лишь неприкрытое нетерпение. Она хотела поскорее всё закончить, сделать своё дело и выкинуть этот вечер из головы. Если думать о каждой такой несчастной девушке, входящей в этот кабинет и о каждой процедуре, то можно сойти с ума.

Женщина всё толкала и толкала её в спину, отступив на шаг лишь тогда, когда та, наконец, подчинилась. Девушка знала, что рано или поздно это всё равно произойдёт. Так к чему теперь тянуть время? Она всё равно лишится частички себя…

Краем глаза увидела мужчину, так и оставшегося стоять в дверях, словно он боялся переступить порог стерильной комнаты. Заметила его встревоженный взгляд. Все чувства, обуревавшие его в этот момент, были написаны на его лице, и девушка без труда прочла их. Его мучили угрызения совести из-за того, что он поступал с ней так, что он снова и снова причинял ей эту боль.

Она, наконец, забралась на кресло, высоко задрав ноги, так что её голые коленки смотрели в потолок, освещённый люминесцентными лампами.

– Сейчас сделаем укол… – услышала она женский голос справа от себя и прикрыла веки, не хотела смотреть на то, как та колдует над инструментами на дребезжащей подставке.

Девушка практически не почувствовала боли от укола в руку. Тихо умирала изнутри. То чувство полёта, было ей хорошо знакомо. Веки стали тяжёлыми, тело воспарило в невесомости. Она едва слышала приглушённые, словно под толщей воды, голоса, но не понимала ни слова. Словно те люди говорили на другом языке.

Помнила, как те же руки позже помогли ей слезть с высокого кресла, свои босые ноги на кафельном полу кабинета, своё бормотание и чей-то смех. Что она говорила, так и не смогла вспомнить, а смех оказался её собственным.

Когда спустя несколько часов она открыла глаза, то первое, что увидела – это тёмный потолок с потушенными лампами. Лишь бледный свет луны пробивался в комнату, отбрасывая ровный прямоугольник на противоположную от окна стену.

«Сегодня полнолуние», – откуда-то из глубины сознание выплыла мысль.

И в тот же момент она всё вспомнила. Воспоминания, как бушующий ураган ворвался в её сознание, сметая всё на своём пути, уничтожая то хлипкое равновесие, что было в душе ещё секундой ранее, до момента, пока она окончательно не пришла в себя.

Девушка резко повернула к стене тяжёлую голову, тело её оставалось неподвижным. И спустя лишь мгновение горькие слёзы потекли по её щекам, падая беззвучными каплями на белоснежную простынь, оставляя тёмные мокрые пятна.

Всё кончено! Она снова свободна и снова совершенно одна. Её мир вновь рухнул. Как же долго это будет продолжаться? Сколько нужно времени, чтобы остальные поняли, что она человек, что она сама должна решать свою судьбу, а не посторонние люди?

Девушка так и лежала, не шевелясь, в тишине глотая солёные слёзы и пытаясь унять боль в душе. Где-то она слышала, что когда кастрируют жеребца, ему сначала разрывают нижнюю губу и боль от первой раны становиться не такой невыносимой, словно разделяясь.

Она резко села на кровати и сразу же что-то внизу живота сжалось в тугой клубок, постепенно расцветая цветком боли. Та раздирала её изнутри, напоминая о том, что произошло. Девушка согнулась и застонала. С каждым новым разом боль становилась всё сильнее, волнами то накатывая, то на мгновение отступая. Тянущая, отдающая пульсацией где-то в копчике.

«Как с лошадью не получилось», – попыталась усмехнуться она, но лишь застонала.

Она медленно, с трудом переставляя ещё непослушные босые ноги, приблизилась к окну и, схватившись за выступающий широкий подоконник, взглянула на пустынную улицу внизу. На мелкие снежинки, в беспорядке кружившие в жёлтом свете фонарей, на покрытую, голубым в свете луны, покрывалом землю. За окном было так же темно и холодно, как и в её сердце.