Жан Висар - И снова Шерлок Холмс. «Кривая усмешка дамы пик», «Тайна замка Мэн», «Голова»

Холмс поднялся с кресла, деланно поклонился: «Quod erat demonstrandum» (что и требовалось доказать!) и обратно занял свое место.

Несколько минут мы просидели молча, как бы вновь переживая все перипетии открывшегося перед нами ужасного злодеяния.

Да, Холмс, – я первым нарушил молчание, – вы как всегда на высоте! Не вдаваясь в детали, полученных вами дополнительных материалов по этому делу, скажу лишь, что даже черновая версия происходящего, так мастерски представленная вами, безукоризненна не только с точки зрения вашего дедуктивного метода и формальной логики, но и совершенно согласуется с последними данными медицины, физиологии и психологии. Я это говорю не как почитатель вашего таланта и ваш друг, Холмс, а как профессионал в этой области. Браво, мой друг! Просто, браво!

Как жаль, что все эти события, выражаясь словами самого нашего автора, всего лишь «дела давно минувших дней, преданье старины глубокой». Ведь они происходили не только в туманные времена начала века, но и в далекой, во многом непонятной для нас европейцев, полу азиатской стране. Стране – блистательных царей, восточных дворцов, безграничных заснеженных пространств с несметными богатствами и умопомрачительной нищетой разбросанного среди всего этого великолепия разношерстного народонаселения. Жаль, что мы не сможем пролить свет на ту, вторую, не менее захватывающую и жутковатую мистическую часть этой истории.

– Ха – ха – ха, – Холмс раскатисто рассмеялся, – вы имеете в виду, Ватсон, эту тень из «Гамлета» в русской постановке, – тень дряхлой старухи в чепце и белых тапках явившуюся к нашему герою, чтобы открыть, наконец, ему свою страшную, несуществующую тайну? Старухи – по вине которой он, словно в насмешку, вместо получения состояния, останется нищим, без средств к существованию и с белым билетом на руках? Такой, кажется, документ в то время выдавался умалишенным на Руси вместо паспорта. А, впрочем, может тогда там, и паспортов-то еще никаких не было.

А вам не приходило в голову, милый мой друг, что поведение всех этих потусторонних сил выглядит в рассказе какое-то странно. Я бы даже сказал, дурно и совершенно нелогично, что, согласитесь, не очень-то вяжется с действиями, хоть и потусторонних, но все-таки «высших сил». От них, от этих «высших сил» хотелось бы ожидать и какой-то «высшей логики» в своих действиях. А, Ватсон? Разве вы не согласны со мной? Это же все-таки – высшие силы ! Ну, как-то не солидно, право слово! – Холмс опять рассмеялся своим искренним веселым смехом.

– Я не совсем вас понимаю Холмс, – в который уже раз на протяжении этой нашей беседы удивился я, – куда вы опять клоните? Не хотите ли вы сказать, что и в этой, мистической части нашей «повести прошедших лет», возможно просто вымышленной автором, тоже есть что-то, что подвластно вашему дедуктивному анализу, которым вы так легко и виртуозно, будто секционным ножом расчленяете пороки нашего, увы, пока еще такого несовершенного мира!

– А ведь, хорошо и очень образно сказано, Ватсон! Вы как всегда, опять попали в яблочко!

– Но, Холмс! Пожалейте меня. Я так и жду, что вы сейчас опять скажите эту вашу знаменитую и, не побоюсь этого слова, довольно пошлую фразу – «Это же элементарно, Ватсон!» – рассмеялся и я в ответ, – Но нет! Тут даже вы бессильны, мой дорогой друг! Эта, вернее, та – потусторонняя сторона нашей жизни, я уверен, недоступна даже и для вашего изощренного ума. Это невозможно, Холмс, по той простой причине, что это невозможно в принципе! Именно потому оно и потусторонне, что находится по ту сторону человеческих знаний, логики и принципиальной возможности понимания простыми смертными природы всех этих явлений.

– Что ж, Ватсон, опять поздравляю! Сказано, безусловно, умно! Да, я, как вы хорошо знаете, действительно стараюсь сторониться всего, так называемого, «потустороннего» и предпочитаю иметь дело только с земными пороками, свойственными лишь людям грешным, состоящим из плоти и крови. Но, – вынужден вас огорчить. Весь ваш пафос потрачен впустую. Уверяю вас, что никакой мистикой и в этой второй части нашей истории даже и не пахнет. А пахнет там, Ватсон, хоть и весьма изощренным, но отвратительнейшим криминалом!

– От этих его слов, я буквально остолбенел в своем кресле.

– Но позвольте, Холмс! Как же это может быть! – Нет мистики! А дух старухи? А назначенные ею три карты? Ведь именно о них и идет речь в этом сочинении. Карты, как олицетворение одного из самых отвратительных людских пороков – и есть главный стержень всего этого произведения. Пиковая дама даже выведена в его заглавие.

– Дух старухи, – Холмс вновь рассмеялся, – опять хорошо сказано, Ватсон. Вы сегодня просто в ударе. Прекрасный каламбур. Но и здесь я вынужден вас огорчить – никакого «духа старухи» в этой истории не было и в помине. Огорчу вас и в том вашем постулате, что дело это, мол, «давно минувших дней», как вы изволили изящно выразиться, и что, мол, все его персонажи давно уже истлели в могиле, а потому ничто уже нельзя документально подтвердить, или опровергнуть. А все эти мои досужие рассуждения, ни что иное, как лишь забавная игра ума, – ни к чему не обязывающие сомнительные логические построения страдающего от скуки сыщика-консультанта. От скуки и передозировки кокаина. А, Ватсон? Вы еще и позавчерашнюю инъекцию мне припомните!

– Да что вы Холмс, – вскричал я, – помилуйте! Я имел в виду совсем другое. Простите, но выдвинутый вами же самим тезис об огромном временном интервале, отделяющем наш индустриальный век от того, давно забытого патриархального времени, тоже нельзя сбрасывать со счетов. Ведь с тех пор прошло уже более полувека. Срок, согласитесь, немалый…

– Холмс лишь лукаво улыбнулся, но ничего мне на это не ответил. Похоже, ему было сейчас не до моих высокопарных сентенций. Он уже не сидел в кресле, а нервно ходил по комнате, то, бросая быстрый взгляд на часы, стрелки которых приближалась уже к четырем, то, поглядывая, сквозь мокрое стекло на блестящую от моросящего дождя и пустынную в это время дня булыжную мостовую Бейкер-стрит.

– Мы что, ждем гостей, Холмс? – спросил я, тоже вставая с кресла и направляясь к другому, соседнему окну нашей гостиной.

– И ждем, как я вижу, не напрасно! Я просто не хотел вам раньше времени обо всем этом говорить, но вон тот, кэб, с лихим кучером на козлах в виде, хорошо вам знакомого, инспектора Лестлейда, приближает к нам как раз то самое «невозвратное прошлое», о котором вы только что, так страстно рассуждали. Смотрите, это «прошлое» подвозят прямо к дверям нашего дома. И прямо сейчас, здесь перед вами факир-консультант сдернет с этого пыльного прошлого свое черное покрывало Времени, и вы его, наконец, увидите, хотя уверяю вас, ничего приятного в этом, скорее всего, не будет…