Александр Режабек - Проще убить, чем…

Так мы с Вадиком и порешили. Его благополучно прооперировали, и он пошел на поправку. И начал на каждом углу травить эту историю. Народ вроде поначалу посмеивался, а потом дед Кузя вдруг на добровольных началах стал масло подливать в огонь и про моего отца-колдуна байки рассказывать. Да и жутковатые какие-то. Гляжу, а в деревне на меня стали косо и с опаской посматривать, – Гришка засмеялся. – Все-таки не зря я в молодости «Комсомольский прожектор» оформлял. Не пропала школа. Сработала «агитка». Я теперь – колдун, Родя. Меня грабить и убивать не придут.

В тот день мы легли поздно, но проснулся я рано и совершенно свежим. Может, чистый воздух и на самом деле подействовал.

Гришка уже встал. Я вышел на крыльцо и застал странную сцену. Дядька стоял недалеко от колодца, как-то вытянувшись и повернувшись ко мне спиной. Поэтому глаз его я разглядеть не мог. Рядом с ним сидели, преданно на него уставившись, два волка. Обе зверюги как-то размеренно и в такт покачивали головами, как будто соглашаясь с тем, что мысленно говорил им Гришка. Услышав звук моего движения, один из волков повернулся. Его шерсть вздыбилась, и он, угрожающе пригнув голову к земле, двинулся в мою сторону. Но, подойдя ближе, сел на задние лапы и вопрошающе на меня посмотрел.

А я, как и тогда, в детстве, ужасно испугался, но одновременно понял, что за моим страхом прячется странная, но кажущаяся верной мысль, что волк для меня не опасен, и он просто пытается меня понять. Естественно, как объясниться с ним, я не знал, но, преодолев испуг, его погладил.

Гришка с интересом на меня посмотрел.

– Значит, и ты такой же… – полувопросительно проговорил он.

– Это ты – тоже, а не я, – чуть раздраженно сказал я. – А я обыкновенный.

Гришка заржал так, что волки шарахнулись и удрали. Видимо, он все-таки что-то им на неизвестном мне языке нашептал.

– Рассказывай, обыкновенный. Вот уж не думал, что батяня и тебя посвятил. А я-то, дурак, гордился, что только меня. Из наших баб-то точно никто не знал, что он с волками умеет общаться. Ни мать, ни сестренка. А я еще чёрт-те сколько времени потратил, пока не научился с этими зверушками ладить. Эта способность, Родя, кстати, еще одна причина, почему я здесь никого не боюсь. Кого мне бояться с такой охраной? Да и тебе, видать, в лесу страшиться некого.

– Так твоя история про Вадика – правда? – живо заинтересовался я. – Ты, значит, деньги-то ему не за так дал. Совесть, наверное, замучила, отмазаться решил.

– Дурак ты и уши холодные, – рассердился Гришка. – Завиральная эта история от начала и до конца. – Он помолчал. – Хотя, чего греха таить, теоретически возможная.

В общем, я неплохо провел те дни с Гришкой, а потом стал при любой возможности заезжать к нему расслабиться и подышать воздухом. Даже мать, которая поначалу ужасно упиралась, уговорил съездить. И она там вместо нескольких дней пробыла целый месяц. Так ей понравилось. Разве плохо? Утром встанет и курочек идет кормить, нутрий. Потом яички собирать. А дальше по лесу гулять. Устанет – домой идет чаи ягодные гонять. Лепота.

А потом однажды Гришка предложил приехать под новый год. Но сразу сказал:

– Ты, Родик, здесь больше пары-тройки дней зимой со мной не выдержишь. Заскучаешь. А вот если друзей возьмешь, то будет в самый раз. На лыжах покатаетесь, в баньке попаритесь, водочку попьете, за жизнь покалякаете.

С тех пор и повелось. Ездил я туда с Духом и Кимирсеном. То есть с Мишкой Духовым и Серегой Кимом, корейцем. Еще двумя, как я, холостяками. Моими однокашниками. Хотя в школе я с ними даже особенно и не дружил. Так, хорошо друг к другу относились, но в компаниях были разных. Естественно, после школы наши дорожки разбежались. Я, повзрослев, про те детские взаимоотношения и думать позабыл, но однажды в сауне встретил Кимирсена. А он такой важный, солидный. Как же, главный дерматолог округа. Своя практика, «бабки». Он же, узнав меня, то-то начал выпендриваться. Мол, вон я какой. А я уже принял прилично и говорю ему:

– Слушай, Ким Чен Ир, или как тебя там, если ты сейчас со мной водки не выпьешь, я тебе твои косые глаза на одно места натяну. Тебя даже мама родная не узнает. Будешь суперкореец.

Выпили мы с ним. Потрепались. Вот он мне и рассказал, что недавно случайно Духа встретил. Просто по совпадению какому-то. Тот мать на консультацию водил, не знал, что главный кожник – это Ким. Там, в клинике, они с ним и поболтали маленько. Что да как. Выяснилось, что Дух тоже, как и мы, в порядке. Менеджером где-то работает. Во всяком случае, так говорит. А раньше, по словам Кимирсена, был фээсбэшником, хотя одно другому и не мешает. Только скучным каким-то он ему показался. Одиноким. Старых друзей жизнь раскидала, а новых, говорит, не завел. К тому же и мать его все время побаливала. И мы с Кимом решили взять его под опеку и затащить в следующий раз третьим в сауну. С тех пор уже втроем мы начали регулярно встречаться. И такое времяпрепровождение нас со всех сторон устраивало.

По сути, кроме далеких, размытых в розовой дымке воспоминаний детства нашу троицу ничто не связывало. Каждый, вне сауны, продолжал жить своей, закрытой от других, обособленной жизнью. Мы даже в гостях друг у друга не были. По характеру мы были довольно похожими – одиночками по принципу. Нас не связывали ни деловые, ни никакие иные общие отношения. Это давало ощущение свободы. Мы не боялись, что кто-нибудь против другого что-то затаит. По большому счету, нам было друг на друга наплевать. Эта была, если хотите, суррогатная дружба, но она обладала огромным преимуществом, парадоксальной возможностью замыкаться в себе и на себе, одновременно мило и общительно проводя время вместе.

Вначале мы встречались только в сауне или иногда в ресторанах, а потом начали ездить к дядьке. Там было даже еще лучше. Не было другого места, где можно было бы так легко чувствовать себя одновременно и наедине и… со всеми.

Мы сходились характерами еще в одном – в отношении к женщинам. Мы любили представительниц прекрасного пола, но держали своих дам исключительно при себе. Я не видел девушек моих приятелей, а те – Машку.

Однако иногда нужно менять стереотипы.

В один из дней Машка окончательно заявила, что ни на какой аборт она не пойдет и ребенка сохранит. Я попытался было с ней объясниться, но, как выяснилось, она и сама собиралась это сделать. Хотя ей было нелегко. И мне тоже.

Она объяснила мне, что я ей дорог. А может, и вообще она меня любит. Но не хочет мне навязываться, вынуждать делать какие-либо шаги под давлением обстоятельств. Даже если я готов связать с ней жизнь, то не должен делать это из-под палки. Кроме того, ее совсем не волнует наличие штампа в паспорте. Ребенок-то все равно мой.

Говоря это, Машка все сильнее возбуждалась, как наркоман после дозы. Видимо, она сама не очень верила, что все так просто, но с блеском в глазах продолжала: