Анна Инк - Мне должно это нравиться

Бью стену.

– Это неправда!

Глухое: «Я лю…», и звонок обрывается. В комнате эхом стоит её вопль: «Это неправда». Это неправда. Всё это неправда. Он ничего с ней не делал. Он просто ждёт. Удобного момента, чтобы выпросить денег. А это специально. Он придумал всё это, чтобы выпросить больше.

– Он ещё позвонит. Позвонит, – врёт следователь.

Я оглядываю комнату, в которой всё это происходило. Если мужчина ни на что не способен, он разрушает то, что не может дать сдачи. Я лишь портил вещи. Сорвал штору. Разломал барный столик, который принадлежал нашей семье больше тридцати лет. Он схлопнулся под моим кулаком как бумажный китайский фонарик. Обожгло руки взбитое стекло. И ссыпалось. Ковровое покрытие заменили на ламинат. Ещё избил сотрудника полиции. Потому что мы не смогли получить координаты. Он. Не смог. Отследить. Звонок. Который длился, сука, больше четырёх минут. Вот там бил, загнал его в угол, где теперь стоит огромный аквариум.

То, чего теперь здесь нет, напоминает о днях, пока Маша была там, в руках того , под его телом, мучительно медленно изничтожаемая. Сначала морально. Затем физически. То, что здесь присутствует, тоже служит напоминанием. И в первую очередь, мой отец. Потому что из-за него произошло всё это говно.

Интересно, он дал бы денег, если бы тот попросил? Я убеждал себя до последнего, что за неё потребуют выкуп. Я этим оправдывал своё бездействие. Бездействие в течение двух дней после её похищения.

Их было бы больше.

Если бы Машин отец не забил тревогу.

А если бы он этого не сделал, не приехала бы полиция.

А если бы полиция не приехала, прессе нечего было бы сказать.

А если бы в прессе не стали выдавать информацию, что к дому мэра приехала полиция, похититель потребовал бы выкуп.

Слишком много «если».

На западе прореженный пустотами ряд сосен. Их кроет снег. Алая машина притаилась у поворота, на кромке обочины. Ветер швыряет в моё окно капли обрывками паутины. Через набухшие линии как через сломанную лупу искажаются очертания забора, разделяющего нас. Их выгнутая поверхность задаёт погрешность в восприятии расстояния. Кажется, что она ближе ко мне, чем есть на самом деле.

Она там. Девушка, которая следит за мной. Смотрит сквозь лобовое.

Долбаная журналистка. Кого она больше ненавидит: меня или Сашу?

Ничего не стоит обмануть её. Обойти дом с другой стороны, выбраться через узкий проход, рубящий котеджный посёлок на две части. И подойти сзади. Я заставлю её выйти. Возможно, мне придётся разбить стекло.

Выволочь её хрупкое тело и бросить на снег. Ей будет не больно. Только страшно. Может, она побежит. Если удастся погнать её в лес – она, считай, моя. Она не знает ни одной тропинки здесь. Потратит много сил зря, пока будет бежать. Быстро устанет. Поймёт, что единственный способ выбраться – вернуться назад. Ко мне. Будет ждать шороха моих шагов как спасения. Будет выискивать мою фигуру в промежутках между стенами из деревьев. В двутонном пейзаже из чёрных стволов и белого влажного снега будет жаждать хаоса. И я приду. Разбавлять контрасты.

Толстовка. Плевать на холод. Быть манёвренным сейчас важнее. Высокие ботинки. Если побежит в лес, я смогу добраться до неё даже через самые крутые сугробы. И мне ничего не будет это стоить. А девушка измучается в своих коротеньких уггах. В широкие полости вокруг тонких щиколоток наберёт снега. Промокнет. Она будет терять одежду. Выскочит из кармана перчатка. Зацепится распахнутым шарфом за ветки. Исцарапается в кровь. Будет падать. Вставать. Бежать до последнего. Вывалять её в снегу. Станет насквозь мокрая.

Узкая калитка. Тесный коридор из заборов-прутьев. Заледеневший пожарный пруд. Я иду по выбритой грейдером просёлочной дороге. Снег здесь остался тонким слоем. Плотно сбит, идеально гладок. Можно скользить, если кто-то подталкивает в спину. Меня подталкивает. Желание добраться до девушки сейчас же.

Она попятится? Или будет ждать, пока я не подойду вплотную? Она ведь тоже что-то решает в этой ситуации. А я хочу, чтобы решал только я. Пресечь навсегда её попытки делать что-то относительно меня. Если бы можно было одним взглядом выбить из неё эту дурь. Она смеет следить за мной. Разглядывать меня украдкой. Думать обо мне то, что ей заблагорассудиться.

Девушка вышла из машины до того, как я вывернул на дорогу. Она идёт к моему дому. Отдаляется от меня. Убыстряю шаг.

Толкнуть её в спину? Упадёт – поднять? Поставить на ноги как вздёрнуть. Заставить посмотреть мне в лицо. Пусть как следует разглядит меня и запомнит: ко мне больше никогда не приближаться.

Замерла. Голые кисти в кулаки медленно, пальцы нервно подрагивают, гладят воздух, пока ногти не начинают царапать ладони. Как услышала? Не сбавляю шаг.

Оборачивается. Резко. Будто репетировала эту сцену. И позади уже несколько дублей со мной. Она не испугана. Держит лицо.

– Ищешь меня? – говорю холодно, приближаюсь к ней методично.

От моего голоса вздрагивает. Её передёргивает как от противного воспоминания. Меня не останавливает. Ещё десять шагов, не больше, и я буду вплотную.

Она бросает взгляд на свою машину. Я слишком близко. Не надо было выходить, дурочка. Ты на моей территории. Твоё – только твои мысли. Но всё выложишь, если захочу.

Даю ей фору на эти пять шагов. И вслед. В лес. Через сломанные ею ветки.

Девушка ищет тропу. Её взгляд мечется во все стороны. Я ловлю его весь, когда она оборачивается, убегая от меня. Быстро иду за ней. Сбиваю ветки ладонями с пути. Мне здесь как по ровному. Она по снегу как по высоким, криво слепленным ступеням. Проваливается. Зачерпывает снег, он жжёт ей пятки, щиплет, будто впивается мелкими зубками в венки.

Прогибается под тяжёлой веткой ели. Ещё раз. Ещё. Исчезает между тёмно-зелёными иголками ненадолго. И снова высокие сосны позволяют ей убыстрить шаг.

Её кудрявые волосы выбились из-под шарфа. Кончики намокли от снега и распрямились. Я слышу, как они с глухим стуком ударяются об пуховик, когда она подскакивает на склоне и сносит себя на тропинку.

Берёт вправо. Резко. Поскальзывается. Падает на одно колено. Отталкивается голыми ладонями от снега. И снова на ногах.

Теперь она бежит быстро. Изо всех сил. Но этого недостаточно.

Я просто стою на тропинке и жду. Ловлю себя на отчётливом желании: пусть ещё чуть-чуть это продлится. Пусть она как можно дольше будет надеяться, что сможет убежать. Сломать её надежду, разгромить в пух и прах мне будет слаще лёгкой добычи.

Про себя считаю до трёх.

Она замерла так же резко, как тогда на дороге. Вслушивается в далёкий лай собак в стороне. Вой машин. Скрип деревьев, которые валятся, срубленные пилами.