Анна Инк - Мне должно это нравиться

– Ты виноват в её смерти, – цедит она сквозь шарф.

И в ту же секунду она зажмуривается, потому что я бью кулаком в забор. Рядом с её лицом. Он прозвенел, прогудел, как сорвавшийся с высоты металлический лист. С деревьев, которые упирали в него свои ветки, посыпался снег. На её голову, на вьющиеся волосы, на узкие плечи.

Я сдёргиваю шарф с её лица. Она распахивает рот, будто ткань мешала ей дышать.

– Кто ты такая?

Лишь хмыкает. Зло. Как будто она на грани безумия.

– Я читала про вас. Убийцу так и не нашли. Убийцу отмазал богатый папа. Так?

– Что ты несёшь, дура?

– Твой папа? Или папа твоей невесты?

Приближаю к ней лицо:

– Не лезь в мою семью.

– А то что? – с вызывающей улыбкой.

Дрожь заползает под каждый палец. Я уже не могу себя контролировать. Девушка смыкает губы. Сглатывает. Шепчет:

– Я не оставлю тебя в покое.

Вдруг её лицо меняется. Становится жалостливым. Губы искривляются. Она будто заплачет сейчас.

– Ты мне снишься, – хрипит она.

– Что?

– Как ты прикасаешься ко мне.

Да она ненормальная, точно.

Я провожу пальцами по её подбородку легонько, вверх, прикладываю руку к её горячей коже – моя ладонь раза в полтора больше её щеки. Девушка зажмуривается как от удовольствия. Как будто она ждала этого прикосновения всю жизнь.

– Так? – спрашиваю. – Или так? – моя рука сползает вниз, и я сжимаю её шею. Она перехватывает моё запястье. – Если я ещё раз увижу тебя – ударю. Ты поняла?

Отпускаю. Так, будто не даю ей воздуха, а забираю. Будто она рухнет не в снег, а с обрыва.

Девушка проскальзывает рядом, и исчезает за кустами. Я выхожу на обочину и смотрю ей вслед.

Возможно, она наткнулась на статью случайно. Фотография на листовке оттуда. Но скорее всего она одна из этих долбаных журналистов. Очередная. Или сама по себе?

Как будто она знала Машу лично, и лишь теперь поняла, кто во всём виноват.

– Новый? – Аркадий Анатольевич кивает на мой телефон. – Ты, наконец, стала ходить по магазинам?

– Нет, это Серёжа подарил.

– Ухаживает, – одобрительно улыбается.

– Как прошёл Ваш отпуск?

– Спасибо, я остался очень доволен. Посетил двенадцать музеев за две недели – это мой рекорд. – А. А. расстёгивает пуговицу пиджака прежде, чем опуститься в кресло. – Как думаешь, что я предпочёл: этнографию, современное искусство, классику?

Совсем не поправился за это время. Почему обмен веществ – такая хитрая штука? Они ровесники с моим папой. Но, в отличие от Аркадия Анатольевича, для моего отца наползающее на ремень пузо уже, наверное, неотъемлемый атрибут фигуры. А вот А. А. в свои пятьдесят два выглядит не менее подтянутым, чем тот же Серёжа.

– Думаю, не современное точно, – выдаю я. – Оно слишком примитивное.

– Молодежь всё чаще ругает своих ровесников – удивительная враждебность к самим себе.

– Просто одно похоже на другое. Будто воруют по кусочку друг у друга. Вы наверняка предпочитаете что-нибудь проверенное временем. Может быть, Мунк?

– Нет, к Мунку я, кстати, ни разу не заходил. Тебе нравятся его картины?

С сомнением поджимаю губы:

– Скорее, я упомянула его потому, что только про его музей знаю в Осло.

Разинутая пасть того существа с «Крика», будто беззубая.

Он говорил, что вырвет ей зубы. Все до единого. Чтобы она не могла причинить ему боль, когда сосёт. Он считал, что её попытки укусить будут приносить ещё больше удовольствия, создавая необыкновенное давление безобидными дёснами на его член.

А. А. быстрым взглядом сканирует мои пальцы, пощипывающие джинсы.

– Чем вызвано твоё чувство вины на этот раз? – неизменный блокнот раскрывается в его руках.

– Я, кажется, отклонилась от плана.

– Ты передумала съезжать от родителей?

– Нет, наоборот, уже договорилась с арендодателем. Только никак не решусь сообщить маме.

– А что насчёт работы?

– Всё-таки пойду в «Северное сияние». Я и квартиру сняла в десяти минутах от него.

– Ты же говорила, что его могут закрыть.

– Дела плохи. Но я уверена, что мы с Серёжей сможем всё изменить, если как следует постараемся. К тому же, я хочу, чтобы у нас было общее дело, общие интересы.

– Это странно.

– Что?

– Твоё неожиданное рвение стать с ним «мы». Ты слишком торопишься. И мне искусственность очевидна.

– Потому что я заставляю себя изо всех сил. И это так… – морщусь, замолкаю. Не это сейчас важно.

Беру сумочку и достаю завёрнутую в красочный полиэтиленовый пакет улику, но не спешу передать, оставляю на коленях:

– Вы же не верите в полтергейст?

– Самый неудачный вариант эскапизма в твоём случае.

– Тогда начну с того, что не так мистично. В нас стреляли.

А.А. недоверчиво поднимает бровь. А я расстраиваюсь, что не произвела должного впечатления.

– Сегодня ночью кто-то подошёл к окну гостиной, где мы спали с Дэни, и выстрелил. Мы обнаружили след утром, в стекле и стене.

– Как так может быть, что вы ничего не слышали?

– Не знаю. Видимо, оружие было с глушителем.

– А Шайтан? Разве он пустил бы чужого на участок?

– Я оставила его в вольере, потому что Дэни боится.

– Но он бы лаял.

– Я понимаю. Не знаю, как так получилось. Мы немного выпили перед сном и отрубились. Может, нам что-то подсыпали в вино… И куда делась пуля? Этот человек пришёл в мой дом. Как хозяин. Он ничего не боится. Хочет запугать, потому что я вышла на след.

– Это невозможно.

– И он приходит уже не в первый раз. Как будто точно знает, когда никого нет. Последние две недели я замечаю, что некоторые предметы в моей комнате оказываются не там, где я их оставила. Но это не самое странное…

– Яна, ты просто забыла…

– Он портит вещи. Не просто перемещает их. Он их деформирует. На моём браслете из ниоткуда появился другой шарм. На месте Эйфелевой башни. На трусиках исчез бантик. Будто срезали. И в книге. Кто-то вырвал страницы из «Блеск и нищета куртизанок». Она была на моей тумбочке. Несколько страниц, которые я уже прочитала. И вот. Взгляните на это, – я протягиваю ему пакет.

А.А. развернул его. Взял расчёску за ручку двумя пальцами, и немного приподнял. С брезгливым видом разглядывает застрявшие в щетине тёмные длинные волосы.

– Видите? Они отрезаны. Кто-то всунул их в мою расчёску и положил на трюмо. Волосы такие же, как были у Маши.

– Как ты думаешь, почему пропала Эйфелева башня с твоего браслета? С чем она связана?

– Да ни с чем, – я пожимаю плечами. – Мне этот браслет Серёжа подарил.

– Однажды ты сказала мне такую фразу: «Он отнял у меня все мечты. Отнял Париж». Помнишь?

Мои пальцы пробираются в волосы, ногти царапают ложбинку на шее.

– Ничего страшного, – успокаивает он. – Вы должны были поехать во Францию с родителями. Но незадолго до поездки тебя похитили.