Лариса Королева - Наследники князя Гагарина

– С-стало быть, твой д-дед их сбыл? К-кому? Ты должна что-то знать! Я не отстану от тебя, пока не р-расск-кажешь!

– Слушай, не нависай надо мной как фигура возмездия, а! – досадливо попросила Лада, и в речи ее отчетливо зазвучал бакинский акцент, – лучше отведи меня куда-нибудь пообедать. Думаю, ты не бедный. А то могу заплатить и я.

– Ловкий фокус, но не с-сработает, – карие глаза Таира налились с трудом сдерживаемой яростью. – Ты не выйдешь отсюда, пока мне все не расскажешь. Все, что з-знаешь и чего не знаешь – тоже!

– Я ничего не буду говорить, пока не пообедаю, очень есть хочется! А если ты думаешь, что я попытаюсь убежать или поднять крик в общественном заведении, то глубоко заблуждаешься. Я тебя нисколько не боюсь! Мне вообще в этой жизни нечего бояться.

– Во как! Смелая к-какая выискалась! Внучка коммунара, – визитер уже овладел собой и заикаться почти перестал. – Всем есть чего бояться в этой жизни – а ей, видите ли, нечего!

– Мне и правда – нечего. Я скоро умру. У меня рак. Так что чуть раньше или чуть позже – особого значения не имеет.

– Во как? – Таир снова окинул девушку внимательным взглядом, будто только что увидел ее впервые и сказал: – Жаль. Если, конечно, ты не врешь.

– Мне тоже очень жаль, – скорбно произнесла Лада, словно говорила о ком-то другом, выражая соболезнования родственникам покойного.

В этот вечер ей предстояло услышать долгий рассказ о событиях почти тридцатилетней давности.

День рождения десятилетней Мехрибан праздновали в семейном кругу, который никак нельзя было назвать узким, поскольку семья, когда она была в полном сборе, с трудом размещалась даже в таком просторном зале, как гостиная Магомеда Ибрагимова – человека солидного и уважаемого. Работал он режиссером на киностудии «Азербайджанфильм» и вращался в самых высших кругах республиканской элиты.

В первый день июля поздравить дочь Магомеда с первым в ее жизни юбилеем пришли только самые близкие родственники, и набралось их тринадцать человек. Тетя Тахира с мужем Юсуфом и сыном Кямалом. Тетя Зухра с сыном Манафом и дядя Али с женой Ольгой. Конечно, присутствовали на торжестве и родители именинницы, и ее родной брат Низами с беременной женой.

Во главе стола, составленного из двух – кухонного и обеденного, сидела самая старшая в роду – Сурея-ханум. Чинная и благообразная, в белом шелковом платке, накинутом на выкрашенные хной седые волосы, она с гордостью взирала на свое семейство. Четверых детей она подняла и всем дала высшее образование. И вот они в очередной раз собрались за одним столом, с мужьями, женами, детьми. У старшего сына вот-вот внук родился. Аллах гойса 4 4 Аллах гойса – даст Бог. , будут у нее, Суреи, и еще правнуки. А значит, счастливая она женщина, не зря свой век прожила…

Все уже поздравили Мери и вручили ей подарки, и только ее двоюродный брат Таир, сын Али и Ольги, непозволительно задержался и опоздал к началу торжества. Имениннице сказали, что братик готовит ей сюрприз, и девочка, уже развернувшая и рассмотревшая все подарки, время от времени выглядывала в прихожую в ожидании прихода Таира. И все же проглядела его появление.

Входная дверь была не заперта, и он торопливо разувался в дядиной прихожей, когда сквозь разноголосицу застолья донеслось замечание отца:

– Совсем у парня нет чувства времени.

А мать тихо и тревожно ответила:

– Не случилось бы чего!

Таир ринулся в зал и замер на пороге. Он как-то выпустил из виду, что из всех его двоюродных братьев и сестер самой младшей была нынешняя именинница Мехрибан, которой исполнилось десять лет, и детям уже не накрывали отдельного стола, так что пришлось сразу же предстать перед всеми взрослыми родственниками, в глазах которых читалось явное осуждение.

– А вот и самый занятой и долгожданный наш гость пожаловал, – насмешливо протянул хозяин дома.

Запыхавшийся и смущенный мальчик не смог и слова вымолвить в свое оправдание. Но его любимая тетка Тахира лукаво подмигнула ему, а Мехрибан с разбегу кинулась на шею. Расцеловав, обдала запахом карамели и французских духов, по-видимому, выпрошенных по такому случаю у мамы Зейнаб, забрала из рук порядком растрепавшийся на горячем бакинском ветру букет разноцветных орхидей. Таир знал, что сегодня все будут дарить девочке розы, и очень хотелось, чтобы его цветы выделялись из общего числа и их поставили бы в отдельную вазу, а не в общей охапке, даже не освободив из целлофана, как все остальные. Так и вышло. Мехрибан воскликнула:

– Ой, какие они красивые, я таких никогда не видела… Мама, мама, китайскую вазу дай!

Конечно, таких цветов сестренка Мери еще не видела! Орхидеи пяти разных цветов можно достать только в теплице однорукого фронтовика Кочубея. Таир ездил за букетом в отдаленный от центра район города, который назывался почему-то «восьмой километр», и они вместе со стариком-ветераном отобрали пять нежных цветков – белый, желтый, розовый, голубой, сиреневый. Кочубей вообще-то неохотно продавал свои цветы, он выращивал их скорее из любви к искусству, нежели ради собственной выгоды, но этому мальчику всегда охотно собирал букеты, причем отдавал их за весьма символическую плату. Ведь именно Таир вот уже три года подряд приезжал двадцать третьего февраля поздравлять ветерана с Днем Советской Армии и Военно-морского флота, а накануне девятого мая – с Днем Победы. А потом сопровождал фронтовика на школьные «уроки мужества», где Кочубей делился с учениками воспоминаниями о боях и сражениях, в которых ему довелось принять участие в годы Великой Отечественной войны.

Тетя Зейнаб поднялась из-за стола и стала пробираться к серванту за вазой, остальные женщины на все лады принялись выражать восхищение цветами, разглядывать их и нюхать. Тем временем Таир, воспользовавшись тем, что всеобщее внимание переключилось с его персоны на необычный букет, прошмыгнул на отведенное ему место: пустовал только один стул – между его матерью и двоюродным братом Манафом, который перешел на второй курс института.

– Цветы – это, конечно, хорошо, но они тебя не оправдывают. Мог бы рассчитать время и выехать пораньше, – строго сказала мать. – Я уже волноваться начала.

– Да что со мной случится, мама! Ты все время нервничаешь зря, – ответил Таир и честно признался: – У бабушки с дедушкой засиделся.

Он обвел глазами роскошно сервированный стол, судорожно сглотнул заполнившую рот слюну и, не дожидаясь приглашения, принялся перекидывать с общих блюд в свою тарелку оливье, селедку под шубой, тонко нарезанные ломтики голландского сыра и говяжьего языка, свежие и маринованные овощи. Горячего еще не подавали. Таир только успел закинуть в рот первую ложку салата, как услышал насмешливый голос Манафа. Брат тихо сказал ему в самое ухо: