Лариса Королева - Наследники князя Гагарина

Подползла поближе и протянула руку навстречу этому блеску. Перстень. По-видимому, оброненный женой Владимира либо выпавший вместе с вещами и не замеченный погромщиками. Возможно, и Гагарины собирались в то время, когда не было света, и грабили их тоже в темноте. Алиса машинально надела драгоценный предмет на безымянный палец, и неровный свет в тот же миг погас так же неожиданно, как и зажегся. И тогда она, резко подскочив, бросилась снимать со стен картины. Потом и сама себе не могла объяснить, что на нее тогда нашло – жажда наживы или стремление к спасению дорогих ее возлюбленному вещей.

Всего за каких-то полчаса дочь земского врача и прилежная ученица нанесла жилищу Гагарина гораздо больший ущерб, чем это удалось пришлым воришкам. Уж она-то, в отличие от них, знала, что почем. Картины были при помощи столового ножа ловко извлечены из рам, скатаны в трубочки, завернуты в наволочку и упрятаны под полушубок. Она ушла из квартиры, унося с собой так и не оставленную записку, похищенные картины и найденный перстень. Последний сразу в двух видах. Реальный, он был у нее на пальце, и нарисованный – на руке княгини Гагариной. По-видимому, в день свадьбы Владимир подарил жене фамильные украшения, которые ранее носила его мать. Серьги, наверное, остались у жены, перстень нежданно-негаданно достался Алисе, и лишь нарисованной красавице по-прежнему принадлежало и то и другое.

Как добиралась до Баку, лучше было не снимать. Она плохо помнила те лихорадочные дни, полные тревог и лишений. Были и переполненные поезда, и скрипучие подводы, и толпы озлобленных и растерянных людей, и полная сумятица как вокруг нее, так и внутри израненной предательством и бесприютностью души. И лишь перешагнув порог бакинской квартиры, где ее сестра Александра жила с мужем-инженером Алексеем Петровичем и пятилетним сыном Николенькой, беглянка смогла расслабиться, нареветься вдоволь и рассказать самому близкому существу обо всех перипетиях своей сломанной судьбы. К тому времени она уже не сомневалась в том, что беременна, и сестра тихо и ласково сказала ей: «Главное, что жива».

А уже через несколько дней порозовевшая и почти отошедшая от болезни бывшая курсистка мило кокетничала с сослуживцем Петра Алексеевича. Тридцатипятилетний инженер Глеб Степанович Прошин по-доброму улыбался смешным Алисиным комментариям в отношении впервые увиденного ею города, его жителей и нравов. Он охотно отвечал на ее нелепые вопросы о его работе на нефтепромыслах и о себе самом. Александра, собирая друзей на вечеринку по поводу приезда сестры, посоветовала Алисе обратить на этого мужчину особое внимание, что она охотно и сделала. Да и Глеб явно был очарован вдохновенностью тонких черт исхудавшей красавицы и веселой непосредственностью ее легкого характера.

Конечно, в тот вечер много говорили о революции и власти, о войне и мире, обсуждали ноту правительства Советской России к послам ряда стран с предложением о заключении перемирия на всех фронтах. Но в пересудах о сегодняшнем моменте Алиса многого не понимала, а экономические и политические прогнозы на будущее и вовсе боялась слушать. Она накинула на плечи полушубок и вышла на крошечный балкончик, где могли уместиться лишь два человека, и вторым оказался последовавший за ней Глеб.

…Очередной, неожиданно сильный порыв прохладного мартовского ветра взлохматил коротко остриженные, прямые и уже совершенно седые волосы предающему приятным воспоминаниям режиссеру-оператору, и она подумала, что кино у нее получается какое-то немое. Ту знаменательную сцену на балконе надо обязательно озвучить…

– Когда весь мир летит в тартарары, так хочется мечтать о чем-то новом, непременно прекрасном, – восторженно произнесла тогда Алиса и, подбодренная ласковой улыбкой инженера, продолжила: – Как только представлю себе, что никакого завтра уже может и не быть, так в тот же миг возникает острое желание жить, любить, совершать безумные поступки! Ведь мне всего лишь двадцать один год, ничего толком не успела, и совсем не хочется умирать нелюбимой и невенчанной.

– Если завтра все-таки наступит, давайте обвенчаемся, – тихо сказал Глеб, и девушка сочла, что ослышалась: коварный ветер донес до нее совсем не те слова, которые он произнес на самом деле. Но Прошин так же тихо продолжил: – Если моя кандидатура на роль мужа вас устроит, давайте любить друг друга. Я тоже не хочу умирать холостым.

– Вы, несомненно, очень добрый и милый человек… Но ведь вы видите меня впервые, – оторопело произнесла Алиса, которая вообще-то хотела бы, учитывая ее положение, как можно скорее выйти замуж за положительного во всех отношениях мужчину, но совершенно не рассчитывала на такой скоропалительный успех едва начатых поисков достойного кандидата.

– Было бы странно, если бы я женился на девушке, которой ни разу не видел, – улыбнулся Глеб.

– И ничего обо мне не знаете.

– Кое-что уже знаю, – он взял в свою крупную теплую ладонь тонкие пальцы ее уже успевшей озябнуть руки. – И это «кое-что» меня вполне устраивает.

– Вы верите в любовь с первого взгляда? – глупо спросила девушка, просто чтобы хоть что-то сказать.

– С первого слова… Мы будем венчаться или вам, чтобы дать ответ, надо подумать?

– Будем венчаться! Думать в наше время некогда.

На следующий день они снова увиделись в доме сестры. Алиса вышла навстречу инженеру Прошину с игривой улыбкой на слегка подкрашенных губах. Если вчерашнее предложение руки и сердца было всего лишь сиюминутным порывом или и вовсе неудачной шуткой, она была готова подыграть и вместе с ним посмеяться над этой безумной идеей. Но он сказал:

– Я пришел просить у Александры Андреевны вашей руки, если вы, конечно, еще не передумали выходить за меня замуж.

– Не передумала. Если только… – Алису вдруг ожгла весьма неприятная мысль, – если только вы не слишком старомодны.

– Что вы имеете в виду?

– В моей жизни уже был один мужчина, и…

– Я тоже не дожил до тридцати пяти лет монахом, – возразил Глеб. – И это все, в чем вы хотите признаться?

– Да, – уверенно ответила она.

– В таком случае, вам не о чем беспокоиться.

Их скоропалительная и скромная свадьба состоялась в ближайшую субботу. Венчались в кафедральном соборе Александра Невского, его еще называли «Золоченая церковь». Расположенный на высоком холме, храм сиял золотыми куполами, ослепительный блеск которых был виден за тысячи верст и служил ориентиром капитанам кораблей. В конце двадцатых годов Глеб несколько раз брал молодую жену на морские прогулки, и она всякий раз с благоговейным восторгом взирала на храм, построенный по образу и подобию Ново-Афонского, но превосходивший его в роскоши. Звон стопудовых колоколов, отлитых на уральских заводах, разносился по всему центру нефтяной столицы России…