Лариса Королева - Наследники князя Гагарина

Вера Антоновна резко отодвинула от себя тарелку с размазанными по ней недоеденными яичными желтками, порывисто подскочила и устремилась к каменной балюстраде. Море прекрасно было видно, даже если не вставать из-за стола, но экзальтированная дама, только подойдя к свежевыкрашенным каменным перилам, восторженно воскликнула:

– Ах, какой отсюда открывается вид! Ленечка, ты только посмотри, какое море! Какое чудо, какая синь, какая гладь!

– Чего уж не в стихах, – буркнула Лада.

Не расслышавший ее фразы уролог-сын поднял на девушку близорукие глаза и хотел было переспросить, но тут восторженно-патетические нотки в голосе его матери сменились визгливо-истерическими:

– Леня, иди скорее сюда! Леня, я глазам своим не верю! Кто это, Леня? Леня, это же ОНА!

Леонид встал и подошел к матери, перегнулся через перила и принялся напряженно всматриваться вдаль, а мадам не умолкала:

– Какое хамство, какая наглость! Как она только посмела, эта дрянь!

– Да где, мама? Ты о ком?

– Да неужели ты не видишь, Леня! Вон поднимается по склону в зеленом сарафане! Это же Катька! Хорош же твой отец! Отправить жену и сына в пансионат, где отдыхает его любовница!.. Ну, я ей устрою!

– Да тише ты, мама, – досадливо поморщился Леонид, но и он был заметно озадачен создавшейся пикантной ситуацией.

Скандал не замедлил разгореться. Вера Антоновна бросилась вниз по винтовой лестнице, увлекая за собой сына. Лада осталась допивать свой кофе на свежем воздухе, но гневная отповедь, последовавшая через несколько минут с другой стороны двора, донеслась до нее вполне отчетливо.

– Ах, кого мы видим! Какая встреча, – вскричала мать и жена урологов, по-видимому, подстерегшая Екатерину Семеновну у самого входа в ворота пансионата. – Я все поняла! Это именно здесь вы были вместе с Константином Борисовичем прошлым летом! И опять сюда заявились! Какая наглость!

Ополоснув под краном свою чашку, Лада поставила ее на сушилку и пошла в свою комнату. Открывая дверь ключом, увидела поднимающуюся по лестнице тридцатилетнюю красавицу брюнетку Катю и карабкающуюся вслед за ней мясистую и растрепанную Веру Антоновну.

– Костя сказал, что у вас с ним все кончено, – полувопросительно прохрипела последняя.

– Ну, если он так сказал, – равнодушно пожала плечами Катерина, направляясь к своей двери.

– Вы должны немедленно собрать свои манатки и выместись отсюда, – снова обрела голос Вера Антоновна.

– И не подумаю.

– Но мы же не можем находиться на одной территории!

– Если вы не можете – вы и уезжайте. А мне и здесь хорошо, – последовал хладнокровный и вполне резонный, с точки зрения Лады, ответ.

После этого сквозь закрытую дверь до нее продолжал доноситься голос обиженной жены, которая звонила мужу в Москву по сотовому телефону:

– Костя, Костя! Ты куда нас отправил? Я думала, что это заведение для приличных людей, а не притон какой-нибудь!.. Что случилось? Ты еще спрашиваешь, что случилось?! Да ты со своими членами совсем мозги растерял. Здесь твоя Катька! И что прикажешь теперь делать? Мы уже и деньги за всю неделю заплатили вперед.

К вечеру о скандальном инциденте узнали все обитатели «Крутой горки», и симпатии большинства из них, особенно представителей сильного пола, оказались на стороне бывшей ли, настоящей ли, но любовницы, а не законной жены. Мужчины отчетливо представляли себе, почему неизвестный им московский уролог обратил свои взоры на элегантную и ироничную Катю – достаточно было взглянуть на нелепую во всех своих проявлениях Веру.

Пикантность ситуации заключалась еще и в том, что Екатерина являлась коллегой Константина Борисовича – врачом все той же загадочной московской клиники. Это обстоятельство стало предметом для постоянных шуток хозяина гостиницы Давида, зажигательного пятидесятилетнего брюнета, который каждое утро носил Кате кофе в постель. Она единственная не выходила к завтраку и не запирала дверей своей комнаты на ключ. И вот каждое утро, ровно в восемь ноль-ноль, Давид Михайлович после короткого стука, не дожидаясь ответа, входил к ней с подносом, на котором дымилась чашка ароматного кофе, сваренного его женой.

– Доброе утро, Катюша, – говорил Давид с порога гортанным воркующим голосом. – Как спалось? Погодка сегодня – просто прелесть. Как и вы… Но у меня, доктор, честное слово, такие проблемы, такие проблемы. Вы должны меня посмотреть. Ведь врач не имеет права отказать в помощи больному человеку!

– Да разве же вам откажешь, Давид Михайлович! Непременно и посмотрю, и потрогаю!

И весь холл третьего этажа заливал грудной Катин смех – такой волнующий, что даже и не мечтавшая о счастье Лада просыпалась с ощущением возможности большой любви или хотя бы короткого романа. А мужчины выходили к утреннему столу кто с игривой улыбкой, кто с озабоченным выражением лица, но все – с явным желанием сегодня же завести с кем-нибудь новые любовные отношения или хотя бы покрыть ореолом романтичности старые.

Вот и сейчас по холлу гулко разносился веселый смех Екатерины, а на его фоне звучал угрожающе-требовательный голос обманутой жены московского любовника:

– Костя! Костя! Ты только послушай, как она хохочет!

Наверное, Косте приятно услышать за тысячи километров такой жизнеутверждающий и сексуально окрашенный смех любимой женщины, подумалось Ладе. Нет сомнений в том, что любимой. Разве можно не восхищаться такой прелестной умничкой, как их Катя? Лада вполне естественно назвала про себя эту женщину «нашей». Здесь, в атмосфере по-семейному уютной гостиницы, все приезжие сразу же становились своими.

– Это она над нами смеется! Нет, ты должен немедленно решить вопрос о нашем отдыхе и устроить нас с Леней в другую гостиницу… Да что значит «мы сами»?! Где мы сейчас, в разгар сезона, найдем номер за ту же цену? Ты хотя бы о ребенке подумай!

«Ребенок» тем временем что-то неразборчиво басил. Судя по тону, увещевал мать не орать на всю гостиницу и не вовлекать в семейные проблемы посторонних людей, которых, за неимением с утра пораньше других развлечений, здорово веселила эта театрализованная перепалка.

– Нет, не дадут поспать, покой нам только снится, – сказала Миленина самой себе вслух и, соскочив с широкой двуспальной потели, потянула за шелковый шнурок.

Плотные темно-синие шторы раздвинулись, впуская в комнату яркие лучи пробуждающего дня, и Лада подошла к зеркалу. В зеркальной глади дверцы шкафа она отразилась вся, в полный рост. Ну, что тут скажешь? Хороша, да и все! Стройная, но не худая, высокая, но не длинная, симпатичная, хоть и не красивая. Впрочем, последнее – смотря на чей вкус. Вчера ее весь вечер именовали именно красавицей, а сегодня впервые за последний год она провела полноценную ночь любви. И это было не то чтобы здорово, но вовсе неплохо.