Виталий Борисов - Следы прошлого, или Московские тайны

Артемьев улыбнулся, снял пенсне и принялся протирать платком стекла.

– Что ж, недурно, недурно! – произнес он, взглянув подслеповато на растерянного дворника. – Значит, говоришь, ворота отпер и… побег?

– Побег, ваше благородие, – дворник непонимающе заморгал глазами.

– Превосходно! – Артемьев водрузил пенсне на нос и поднялся из-за стола. – Вот что, Леонтий Евсеевич, пойдемте-ка к воротам и там на месте разберемся… кто куда «побег». А тело, распорядитесь, пусть забирают.

Он осторожно переступил через лежащего и вышел на улицу. Сыськов и пристав последовали за ним. Храпунов остался с санитарами, в то время как Вельский, подписав заключение, поспешил исчезнуть из дворницкой.

Стало светать. Хотя дождя и не было, воздух быль напоен влагой, сырой прохладный ветерок пронизывал до костей, и Артемьев, зябко поежившись, залез в шинель и застегнулся на все пуговицы.

В течение четверти часа он неторопливо прохаживался возле ворот, внимательно разглядывая двор и мостовую перед входом, привлекая к себе внимание ранних прохожих, которых постепенно становилось на улице все больше.

Некоторые останавливались, чтобы полюбопытствовать, что же такое усердно ищет человек в шинели и форменной фуражке, в котором лишь самые пронырливые узнали судебного следователя, а остальные не составляли себе труда догадаться по присутствию рядом с ним двух представителей местной власти в лице пристава и его помощника. Ко всему прочему, вид выезжающей из ворот санитарной кареты еще более возбудил их любопытство, так что вскоре перед воротами собралась уже небольшая толпа.

Недовольный пристав рявкнул на нее грозно и тут же послал Храпунова вместе с городовым Власовым немедленно убрать всех посторонних. Это возымело некоторое действие: толпа раздалась и рассыпалась по переулку, однако самые настырные все же остались в отдалении, продолжая наблюдать за действиями полиции, громко обмениваясь впечатлениями.

Артемьев между тем, закончив осмотр, остановился перед полицейскими и подозвал к себе дворника, сидевшего до того вместе с понятыми у двери дворницкой.

– Что ж, господа, давайте попробуем разобраться в том, что нам пытается живописать свидетель. В общем и целом я составил себе некоторое представление. А вас, сударь мой, – посмотрел он в сторону дворника, – прошу молчать и отвечать на мои вопросы только «да» или «нет». Понятно?

– Оно конечно… понятно, ваше благородие, – дворник вытянулся во фрунт. Артемьевское «сударь» подействовало на него как ушат холодной воды.

– Итак-с! Услышав подозрительный шум со стороны улицы, наш дворник вышел во двор, подошел к воротам, которые он перед этим запер. Обратите внимание, господа, ворота были именно заперты. Далее он замечает за воротами лежащего человека, отворяет ворота и, подумав, что он пьян или… скажем, находится в бесчувственном состоянии, переносит его в дворницкую, предварительно снова заперев ворота. Так?

– Истинно, истинно так!

– Ну вот, пока все идет хорошо. Далее он замечает, что человек этот не подает признаков жизни и… Что далее? – он взглянул на дворника.

– Истинно… мертвые они, а этот-то как…

– Стоп! Слышите, господа? Уже, будучи в дворницкой, а не у ворот, стоя над трупом, он замечает через проем двери… скажем, некое подозрительное движение. Кстати, я проверил, дверь в дворницкую, не будучи запертой на засов, не удерживается в затворенном состоянии и самопроизвольно распахивается. Далее надо заметить следующее: наш свидетель, напуганный своим открытием, не пытается, однако, спрятаться за дверью, а геройски, как того от него и требуется, бросается к воротам, отпирает их и – далее на улицу, где и встречает городового Власова. Так я говорю?

– Ваше благородие… дак ведь как же иначе. Согласно, значит, инк-струкции…

– Не всякий по инструкции делает, когда сердце в пятках, – Артемьев дружески похлопал зардевшегося дворника по плечу.

– Принял, верно, для храбрости, вот и расхрабрился, – ухмыльнулся Храпунов. – Илья Гесин у нас личность известная. Что он, что братец его…

Дворник, расплывшийся было от похвалы Артемьева, сразу сник и поспешил отойти в сторону.

Артемьев рассмеялся.

– Теперь далее… – промолвил он сквозь смех. – Обратите внимание, господа, что ворота все время были заперты. Тело лежало за воротами, а не во дворе. – Артемьев помолчал, соображая. – Можно предположить, конечно, что он заметил движение существа не двуногого, а четырех…

– Насчет ворот это еще не известно. Может, он их и не запер, как тащил… – произнес Храпунов, грозно оборачиваясь к дворнику.

– Н-да, это возможно… – следователь в раздумье покрутил пальцами.

– Здесь много неясного. Что он здесь ночью делал? Почему убили именно перед этим домом?

– Случайность, скорее всего…

– Н-да! Я попробую выяснить, чем он в последнее время занимался… А вы уж, господа, свидетелей поищите, пока не разбежались… Теперь так-с! У нас имеется стреляная гильза…

– Редкая вещь, но, может, она тут год валялась, – снова произнес настроенный скептически Храпунов.

– Не могу с вами согласиться. Гильза новая – блестит… Да и порохом пахнет. Есть еще одно обстоятельство. Смотрите, – Артемьев аккуратно достал из кармана шинели носовой платок и развернул у себя на ладони.

Полицейские увидели промокший коробок спичек и развалившуюся от сырости папиросу.

– Это я у ворот нашел, на улице.

– И что же? – пристав удивленно воззрился на следователя.

– Может, конечно, и ничего, но кто знает… На всякий случай приобщим к делу. Марка папирос, насколько можно разглядеть, та же, что в портсигаре Скворцова. Мне, знаете, показалось странным, что портсигар на месте, а спички отсутствуют…

Пристав недоуменно пожал плечами.

– Но кто же, в таком случае, стрелял? – произнес он уныло.

– Это вы тонко подметили, – не без ехидства ответствовал Артемьев. – И, главное, в кого стреляли…

Но все когда-нибудь заканчивается. Своевременно отошла в прошлое и эта ненастная и такая беспокойная сентябрьская ночь. Наступало сырое и туманное, под стать ночи, утро. Уже в сопровождении санитаров отправился в свой последний путь убиенный Скворцов. Проводив их, укатил и пристав, захватив с собой доктора, которого Леонтий Евсеевич предложил подвезти до квартиры. Как-то незаметно исчез письмоводитель Сыськов. Последним место происшествия покинул любитель пеших прогулок Артемьев – подняв воротник, зашагал по лужам под мелким противным дождиком. Лишь у ворот остались по долгу службы мокнуть городовой и демонстрирующий завидное служебное рвение дворник. Да в относительном уюте дворницкой дожидались своего часа еще один городовой и Павел Степанович Храпунов. Помощник пристава остался тут за старшего, чтобы вскоре, получив необходимое подкрепление, руководить обходом близлежащих домов и поиском возможных свидетелей. С этим делом надо было спешить, пока проснувшиеся московские обыватели не разбежались по своим делам.