Виталий Борисов - Следы прошлого, или Московские тайны

В сопровождении верного Прохора она благополучно, без особых приключений проделала весь путь от Нижнего до Москвы и далее до Петербурга. В первых числах сентября она была уже в доме своего зятя, где ее с нетерпением ждали.

Как уже упоминалось, зять ее – надворный советник Иван Григорьевич Гранатов – жил в собственном доме на Васильевском острове в конце Среднего проспекта, служил по ведомству министерства юстиции и, несмотря на свой довольно молодой возраст – ему недавно исполнилось тридцать два года, – был уже известным в городе адвокатом. Несколько крупных дел, проведенных им с подобающим блеском, принесли ему славу и так необходимое место в обществе. Он имел много влиятельных друзей из числа высокопоставленных военных и гражданских чиновников, не только в столице, но также и в Москве, где адвокату приходилось бывать по долгу службы.

Сердце Анастасии Ивановны, чувствующее, что дочери хорошо за ним, наполнялось тихой материнской радостью.

Ко всему прочему, ей как женщине нравился этот среднего роста, темноволосый, статный мужчина аристократичной внешности, воспитанный и милый в обхождении. Не могла она взять в толк, почему мужу ее он пришелся не по нраву, спрашивать же его об этом было бесполезно. Сидор Терентьевич только угрюмо кряхтел и переводил разговор на другую тему.

Супруги Сырцовы всегда приезжали в Петербург с началом осени, когда столичная жизнь несравненно оживала после длительной летней спячки. В это время года в город во множестве стекалась местная аристократия, проводившая теплое время года в своих загородных имениях или за границей. К этому времени заканчивались учения гвардейских полков и военных училищ. Возвращались из походов корабли Балтийской эскадры, посещавшие с дружеским (за неимением войны) визитом зарубежные порты. Город заполнялся бравыми морскими и сухопутными офицерами, разудалыми гардемаринами и юнкерами. Начиналась пора многочисленных торжественных приемов, балов и всевозможных увеселений. Открывали сезон театры. Словом, все снова приходило в свое, годами прорытое русло.

Правда, нынешней осенью, в 1894 году, обстановка в столице была иной. В городе ходили тревожные слухи о болезни Государя Императора, явившейся, как говорили, следствием той давней железнодорожной катастрофы царского поезда под Харьковом, у деревни Борки. Слухи, заметим, не беспочвенные. К октябрю здоровье Императора резко ухудшилось. У него быстро развивалась тяжелая болезнь почек. Из Ялты, а затем из Ливадии, куда Император переехал по настоянию врачей, стали приходить все более тревожные телеграммы… Это мало располагало к веселью. Не располагала к веселью и установившаяся холодная сырая погода. Дожди, зарядившие летом, к сентябрю только усилились и шли теперь, практически не переставая. И потому осень в столице в этом году начиналась весьма сумрачно во всех отношениях. Так что настроение Анастасии Ивановны шло в унисон с общим настроением Петербурга.

Таинственное исчезновение Сидора Терентьевича было воспринято домочадцами по-разному. Иван Григорьевич выразил свое удивление такой странностью, в то время как Полина поначалу не проявила к нему достаточно интереса, отнеся его на счет очередного сумасбродства отца. Она посоветовала матери успокоиться и не волноваться раньше времени. Анастасия последовала ее совету, но ненадолго. Время шло, Воздвижение было уже не за горами, но о Сидоре Терентьевиче не было ни слуха, ни духа. Тревога Анастасии Ивановны с каждым днем все усиливалась.

Праздник прошел скучно, в смутных ожиданиях чего-то недоброго. Настроение Анастасии Ивановны постепенно стало передаваться и дочери. Полина, хотя и не верила по-прежнему в то, что с отцом ее что-то произошло, все же упросила мужа навести, насколько возможно, справки. Иван Григорьевич собирался уже послать запрос в департамент полиции, но неожиданные события заставили его действовать совсем в ином направлении.

В первое воскресенье по Воздвижению Гранатовы отмечали свой юбилей. Гостей решили не приглашать, обойтись своим семейным кругом, тем более принимая во внимание состояние Анастасии Ивановны. Но они пришли, что называется, незваными.

Один из них – коллега и давнишний друг Гранатова, еще с университетской скамьи, Муромцев, и двое его новых друзей: Тимаков, служивший товарищем прокурора Петербургской палаты, и Ишимов – надворный советник из министерства внутренних дел. Чуть позже, с задержкой в полчаса, неожиданно нагрянул посыльный из департамента полиции с извещением, что директор его – генерального штаба генерал-лейтенант Петров будет в течение вечера в гости к господину Гранатову, как появится свободная минута.

Ничего не оставалось делать, как устроить небольшой банкет для гостей, чему, по совести говоря, Гранатов был даже рад, так как надеялся таким образом отвлечь тещу от грустных мыслей. Надежды его оправдались только наполовину. Анастасия Ивановна забылась на время и даже смеялась шуткам острослова Муромцева, но первое же упоминание о Сидоре Терентьевиче снова погрузило ее в глубокую задумчивость, вывести из которой ее уже не удавалось.

Некоторое время они сидели за столом, пили шампанское, беседовали и ждали Петрова. Директор солидного департамента, одного из главнейших в министерстве внутренних дел, он, бывший по чину на несколько ступеней выше Гранатова и его гостей, мог своим присутствием составить честь хозяину дома. К тому же Петров пользовался заслуженной славой приятного человека и занятного собеседника. Поэтому приход его ожидался с нетерпением.

Время шло. На часах было уже восемь вечера без четверти, а Петров все не появлялся. В конце концов Анастасия Ивановна, сославшись на головную боль, удалилась в свою комнату в сопровождении Полины, не пожелавшей оставить мать. Мужчины остались одни.

– А что такое сегодня с твоей тещей, Иван? – полюбопытствовал Ишимов. – Мне показалось, она чем-то расстроена.

– Я тоже заметил, – вставил Тиманов. – Может, мы сегодня не вовремя?

– Нет, что вы! Скорее наоборот. Я вам очень признателен… У нас небольшое недоразумение. Чисто семейное…

– Вот так, Дмитрий Васильевич, – насмешливо произнес Муромцев. – Чисто семейное. Разберутся, как говорится…

– Собственно, ничего такого секретного тут нет. Анастасия Ивановна беспокоится долгим отсутствием мужа. Только и всего.

– Завидую твоему тестю, – не унимался Муромцев, – чуть задержался, а жена беспокоится. Моя Катерина даже не заметила, когда я в прошлый раз съездил в Могилев и обратно. А отсутствовал я, заметьте, господа, полторы недели…

– Послушайте, господа, – перебил его Ишимов, – Кажется, звонок!

– Да, звонок. Это, верно, наконец господин Петров. Прошу прощения, пойду встречу, – Гранатов вышел из-за стола и исчез за дверью.