Морье Дю - Французов ручей

Страшный француз тем временем продолжал писать, по-прежнему не замечая Дону, стоявшую в дверях. Она вдруг поняла, что делает его непохожим на прочих мужчин: на нем не было модного завитого парика. Он носил волосы так, как было принято несколько лет назад, и это ему необычайно шло, трудно было даже представить его с какой-то другой прической.

Однако чем же это он так увлечен? Пишет и пишет, не поднимая головы, как студент перед экзаменом, хотя мог бы, наверное, и оторваться на минутку. Она потихоньку придвинулась к столу, пытаясь разглядеть, чем он занят, и обнаружила, что он вовсе не пишет, а рисует -- быстрыми и точными штрихами зарисовывает цаплю, стоящую на отмели, ту самую цаплю, которую она видела десять минут назад.

Это было уже слишком -- Дона буквально оторопела от удивления. Пират, занимающийся рисованием, -- такого она не могла себе даже представить. Ее вдруг охватила досада. Почему он не ведет себя как полагается: не кричит, не чертыхается, не размахивает кинжалом, а сидит за столом и делает вид, что не замечает ее?

Неожиданно француз заговорил, по-прежнему не поднимая головы от рисунка. В голосе его слышался легкий иностранный акцент.

--Итак, что вы делали на берегу? Шпионили за моим кораблем?

Дона мгновенно вскипела -- как он смеет обвинять ее в шпионстве?!

--Мне кажется, -- проговорила она холодно и отчетливо, тем заносчивым тоном, каким иногда разговаривала со слугами, -- это я должна спросить у вас, почему вы незаконно вторглись в мои владения.

Француз поднял голову и встал. Он был очень высок, гораздо выше, чем она предполагала. В его темных глазах мелькнул быстрый свет узнавания, он внимательно посмотрел на нее и улыбнулся чуть заметно, как будто про себя.

--Прошу извинить, -- проговорил он. -- Я не знал, что ко мне пожаловала сама хозяйка усадьбы.

Он подал ей стул. Она села, не говоря ни слова. Он уселся напротив, положил ногу на ногу, откинулся назад и принялся разглядывать ее все с тем же выражением узнавания и тайного удивления на лице.

--Это вы приказали доставить меня на корабль? -- спросила она, чувствуя себя неловко под его пристальным взглядом и желая прервать затянувшуюся паузу.

--Да, -- ответил он, -- я велел задерживать всех, кто приблизится к ручью. До сих пор обходилось без происшествий. Вы оказались смелей, чем местные жители, и, как видите, поплатились за свою смелость. Надеюсь, мои люди не причинили вам вреда?

--Нет, -- коротко ответила она.

--Чем же вы в таком случае недовольны?

--Я не привыкла, чтобы со мной так обращались, -- ответила она, снова вскипая: ей почудилось, что в его голосе прозвучала насмешка.

--Да? -- переспросил он. -- И только-то?

От негодования у нее перехватило дыхание. Боже мой, какой наглец! Похоже, ее ярость забавляла его -- он сидел, откинувшись на стуле, и, покусывая кончик пера, с улыбкой наблюдал за ней.

--Что вы собираетесь со мной делать? -- спросила она.

--Ну вот, наконец-то мы добрались до самого главного, -- произнес он, откладывая перо в сторону. -- Давайте посмотрим, что говорится на сей счет в пиратском своде законов.

Он открыл ящик стола, достал какую-то книгу и начал медленно и торжественно ее перелистывать.

--Так... пленники... поимка... допрос... содержание под стражей... -громко читал он. -- Хм, все это, конечно, очень интересно, но относится, к сожалению, только к пленникам мужского пола. Я как-то совсем упустил из виду, что среди пленников могут попадаться и женщины. Непростительная оплошность!

Ей снова припомнился Годолфин и его предостерегающая фраза: . Несмотря на все свое раздражение, она не удержалась от улыбки.

--Вот так-то лучше, -- прервав ее размышления, произнес француз. -Злость вам не идет. Теперь вы больше похожи на себя.

--Разве вы меня знаете? -- удивилась она.

--Кто же не знает леди Сент-Колам? -- с усмешкой ответил он, покачиваясь на стуле, -- Очаровательную леди Сент-Колам, устраивающую кутежи в лондонских тавернах вместе с приятелями своего мужа? Даже мне известно о ваших похождениях.

Она почувствовала, что заливается краской -- его ирония, его спокойное презрение больно задели ее.

--С кутежами покончено, -- проговорила она.

--Неужели? -- спросил он. -- И на сколько же -- на неделю, на месяц?

--Навсегда, -- ответила она.

Он снова взялся за перо и, тихонько насвистывая, принялся прорисовывать фон.

--Я вам не верю, -- сказал он. -- Через несколько дней Нэврон вам надоест, и вы снова будете с тоской вспоминать звуки и запахи Лондона, а на сегодняшнее свое настроение смотреть как на минутную слабость.

--Нет, -- возразила она.

Он молча продолжал рисовать. Дона с интересом следила за ним. Рисунок получался на редкость удачным, и она на минуту забыла, что перед ней ее похититель, которого ей полагается ненавидеть.

--Я видела эту цаплю, -- сказала она. -- Совсем недавно, по дороге сюда. Она стояла на отмели, у истока ручья.

--Да, -- ответил он, -- она всегда прилетает к ручью во время отлива. Здесь для нее много корма. А гнездится она чуть выше по течению, рядом с Гвиком. Ну, а кого еще вы видели?

--Сорочая, -- ответила она. -- И какую-то другую птицу, кажется кроншнепа.

--Верно, -- подтвердил он, -- они оба здесь водятся. Должно быть, их спугнул стук молотков?

--Да, -- ответила она.

Он продолжал рисовать, тихонько насвистывая, а она смотрела на него и думала о том, как легко и приятно ей сидеть рядом с ним в этой каюте, на этом корабле, слушать журчание воды за кормой, любоваться солнечным светом, льющимся в окна. Все это было похоже на странный, диковинный сон, неожиданно сделавшийся явью, на пьесу, в которой ей доверили играть главную роль. И вот зрители собрались, занавес поднялся, и кто- то тихо шепнул за спиной: .

--По вечерам здесь можно услышать козодоев, -- проговорил он. -- Они гнездятся на холмах в верховьях ручья. Но подобраться к ним довольно сложно: козодои -- пугливые птицы.

--Да, -- проговорила она.

--Я люблю этот ручей, -- сказал он, быстро взглянув на нее и снова опуская глаза на рисунок. -- Это мое убежище. Я приплываю сюда, чтобы отдохнуть. А когда безделье начинает затягивать, бросаю все и снова ухожу в море.

--Чтобы грабить и обирать моих соотечественников? -- спросила она.

--Совершенно верно, чтобы грабить и обирать ваших соотечественников, - подтвердил он. Затем отодвинул законченный рисунок, встал и потянулся.

--Когда-нибудь вас поймают, -- проговорила она.

--Возможно...

Он повернулся к ней спиной и посмотрел в окно.

--Идите сюда, -- позвал он.

Дона поднялась и, подойдя к окну, выглянула из-за его плеча: внизу, у самого борта, качались на волнах полчища чаек, ожидая подачки.

--Они всегда прилетают сюда с побережья, -- сказал он, -- как будто заранее знают о нашем прибытии. Мои матросы любят их кормить. Я и сам частенько кидаю им крошки из этого окна.