Мария Фомальгаут - Дом с шести до полуночи

– А это… какой корабль?

– Да говорю вам, Ласточка.

– Да нет… в смысле…

– Ка-Экс сорок семь дробь одиннадцать, четыре эл.

– Да не-е-ет… в смысле это… космический или такой?

– Ну, вы как вчера родились, чесслово.

– Нет, ну, правда, не разбираюсь я…

– Ну а вы сами-то подумайте, вы через это вон на чем пересечете?

Он показывает на серебристую гладь, подернутую звездами, понимаю, что – не понимаю.

– А…

Уходит, оставляет меня наедине с Ласточкой, наедине с тем, что впереди…

Делать нечего, забираюсь в ласточку, пристегиваю ремень, а, ремень есть, значит, всё-таким полетим, смотрю на штурвал, нет, всё-таки что-то не то…

Космос окружает со всех сторон, плещется волнами, где-то на огромной глубине проплывает что-то несуразное, темное, – корабль осторожно берет в сторону. Рассекаем бесконечную пустоту океана – раньше я и не думал, что может быть так красиво, только я и звезды…

Не выдерживаю.

Спрашиваю.

Вот так.

Вслух:

– Да вы кто, океан или космос?

– А что… и так и так… нельзя?

Вздрагиваю. Голос у него низкий, хрипловатый, жесткий такой.

– Что… нельзя?

– Что я, не могу одновременно быть океаном и космосом?

– Н-нет.

– Да почему нет-то? Где написано, что нет?

– Ну… м-м-м-м… – хочу ответить, что где-нибудь да и написано, понимаю, что:

– Нет.

– Ну, вот видите… а то как увидит кто-нибудь, так начинается… а вы океан или космос… Достали уже… вот вы мне скажите, вы по профессии кто?

– Журналист я.

– А это что? А не говорите, всё равно не пойму… Ну вот, вы мне скажите, – вы человек или журналист?

– Так… и так, и так.

– Ну вот, а мне почему нельзя, чтобы и океан, и космос?

Хочу что-то возразить про видовую принадлежность и профессию, не возражаю.

– Или вы из этих? – спрашивает океан, который космос.

– Из… из каких из этих?

– Ну… из этих.

Чувствую тревогу в его голосе, стараюсь успокоить:

– Нет-нет, не из этих я.

– Ну, хорошо, успокоили, а то я уже думал, вы из этих…

Ближе к вечеру космос начинает волноваться, волны поднимаются все выше и выше, уже подумываю, как бы космос меня не утопил. Нет, снова успокаивается, как будто понимает, что везет на себе корабль с человеком. Хочу расспросить космос про него самого – кем он сначала был, космосом или океаном. Может, родился океаном, долго смотрел на звезды, а потом сам захотел стать звездами. А может, космос всю жизнь чувствовал, что ему чего-то не хватает, а потом заглянул в глубокие бездны океана.

Не знаю, с чего начать разговор, хочу поблагодарить космос-океан за то, что он меня поберег, но тут же спохватываюсь:

– Вы волновались… что-то случилось?

– Да… они нашли меня…

– К-кто они?

– Они… эти… они тоже вот все орали… так нельзя-а-а-а, или вы океан, или вы космос, мы вас аресту-у-уем…

– И что… арестуют?

Космос молчит. Вздыхает.

– Так за чем же дело стало… прячьтесь ко мне в ласточку!

– Но… я же так не смогу…

– Почему не сможете? Вот вы космосом и океаном быть можете?

– Но… это другое…

– Что другое, что тут не так, давайте, прыгайте…

Космос-океан прыгает в корабль, тут же захлопываю люк.

– Вы космос не видели?

Это уже там.

На космодроме. Или в порту, не знаю, как правильно.

Восторженно киваю:

– Ага, видел, видел, красота такая…

– …да нет… вы это… не видели, куда он делся?

– Кто делся?

– Космос… который океан.

– Э-э-э… так космос или океан?

– Космос… который океан. Океан… который космос…

– Слушайте, не понимаю, вы про что вообще…

Таможенник смотрит на меня с подозрением:

– Корабль ваш разрешите осмотреть.

Вздрагиваю.

Бросаюсь к штурвалу.

СТАРТ

Гравитация рвет на куски, размазывает меня по кабине, норовит выдавить внутренности. Отключаюсь – на какие-то доли секунды, ледяное дыхание космоса возвращает меня к жизни, соленый океанский ветер овевает лицо.

Открываю глаза.

Дотягиваюсь до штурвала.

Океан вздыхает:

– Вы… вы рискуете.

– Рискую.

– Слушайте, они до вас доберутся, они вас тоже убьют…

– Убьют.

– Но вы…

– Не бойтесь… оторвемся…

Мельком смотрю на потрепанную газету со своей фотографией, с подписью – разыскивается. Человек-журналист. И дальше что-то там про нарушение законов мироздания…

– Кольчугу возьмете?

– Да лучше сразу доспехи.

Продавщица обреченно смотрит на меня.

– М-м-м… вашего размера… н-наверное нн-нет…

– А давайте посмотрим.

Смотрим. Меряем. Качаю головой. Нет, быть не может, чтобы моего размера не было, одни эти кольчужки дешевенькие на меня налезут…

– М-м-м… а броня какая покрепче есть?

– Есть… только дорого…

Смотрю на девушку. С ненавистью. Тебя не спросили, дорого не дорого, если не на ламборджини сюда приехал, или как его там, это не значит, что я нищий.

– Ну вот, например… титановая…

– Не пробьет?

– Что вы, непробиваемая.

Задаю коронный вопрос:

– А сами-то вы ею… пользуетесь?

– Не для нашей зарплаты.

Теперь уже в словах продавщицы слышится укор. Ну что ты на меня как на врага народа смотришь, я, что ли, виноват, я, что ли, магазином вашим заведую, зарплату начисляю…

– Мм-м… а попробовать броню где-нибудь… можно?

– Ну… можете залог оставить, на улицу выйти… там сейчас самое то…

Выхожу…

…возвращаюсь, восхищенный.

– То, что надо… Даже ничего не почувствовал. Слушайте, я бы раньше эту броню нашел, я бы ничего другого и не брал…

Продавщица подобострастно улыбается, мол, рады стараться, все для вас, и все такое…

…ное самоубийство в Московской области, подросток выбросился из окна семнадцатого этажа. По предварительным данным причиной поступка стала ссора с любимой девушкой. У пятнадцатилетнего ученика 47-й гимназии не было достаточно крепкой брони, зарплаты матери еле хватило на броню первого уровня.

ОСТАВИТЬ СВОЙ КОММЕНТАРИЙ

Правильно, вот так вот про детей забывают, потом на тебе. Себе, поди, мамаша броню получше поставила, а ребенку и что поплоше сойдет…

Я своей доче самую лучшую броню купила, в кредиты залезла, не поскупилась. Даром, что ей только двенадцать, шестой класс, в шестом классе черт знает что творится, сама помню школьные годы чудесные, черт их бы драл.

Правильно, на броне экономить нельзя, самим потом дороже выйдет…

Медленно-медленно открываю дверь. Прислушиваюсь. Никого ни чего в подъезде. Если бы кто-то был, я бы назад кинулся. Опрометью. Медленно выхожу. Дверь закрываю на три оборота. Прислушиваюсь. Черт, шаги… нет, это мои собственные, ничего…

Кубарем скатываюсь по лестнице, долго жду у закрытой двери, пока пройдут все прохожие, туда-сюда, чесслово, видеть никого не могу, ни знакомых, ни незнакомых…