Марина Сарычева - Последний полет к Пси Октанта

Полицейский терпеливо ждал. В его лице не дрогнул ни один мускул.

Иван перевел дыхание и продолжил.

– Понимаете, там был взрыв, ужасный взрыв. Михаил никак не мог выжить.

Иван сделав шаг навстречу полицейскому, и голограмма Беркутова отступила назад. Все было просто. В рабочем кабинете, где сейчас был Борис, находилась очень реальная голограмма Ивана Завадского. Образ Ивана был настолько реален, что казалось, сделай он еще шаг вперед, и они с полицейским столкнуться лбами.

– Друг, говорите, погиб?.. Взрыв, говорите, был?.. – все еще спокойным голосом переспросил Беркутов.

Внезапно лицо полицейского напряглось, а глаза пытливо уставились на Завадского.

Человек погиб при взрыве, и с этим нужно как можно скорее разобраться. Хотелось бы верить, что это несчастный случай, но кто знает… А вдруг это все-таки убийство – наиболее тяжкое и редко встречающееся преступление, требующее от полиции немедленных и решительных действий? От подобных действий сам Борис и его коллеги по службе давно отвыкли. Впрочем, оставалась надежда, что это все же несчастный случай или хотя бы самоубийство.

Завадский выдержал взгляд полицейского, лишь его опаленные брови страдальческим домиком сошлись у переносицы.

– Да, здесь случился взрыв, очень странный взрыв. Выжить было просто невозможно. От бани почти ничего не осталось.

– Что, вы говорите, у вас взорвалось? – озадаченно спросил Беркутов.

Завадский выглядел растерянным. Переминаясь с ноги на ногу, он то беспомощно смотрел на полицейского, то, опустив взгляд, разглядывал свои босые ноги. Его лицо с опаленными бровями было почти багрового цвета.

– А разве я не сказал? – прохрипел он. – Взорвалась баня.

– Баня?! – в голосе оперативника звучало удивление. – Вы в ней что, взрывчатку хранили? А взрывчатку, позвольте узнать, купили или сами изготовили? В первом случае – статья пятьсот двадцать два прим, до десяти лет дальних колоний-поселений. Во втором – статья пятьсот двадцать три прим, срок наказания увеличивается до пятнадцати лет.

Иван побледнел и приложил руку к груди. Пробормотав: «Извините, что-то мне нехорошо…», он рухнул в ближайшее кресло. Беркутов понимающе кивнул головой. Его лицо казалось участливым, но глаза продолжали изучающе сверлить Ивана.

Сделав несколько глубоких вдохов, Завадский поднял голову.

– Ничего подобного не было. Не хранил я в бане взрывчатку и уж тем более не изготавливал ее сам.

Одутловатое лицо Беркутова расплылось в скептической улыбке.

– Вы хотите сказать, что взрывчатку вам в баню подбросили? И кто же мог это сделать?

Иван тихо застонал.

– Вы просто не понимаете. Это не была обычная взрывчатка. Поверьте, я как бывший астронавт, не раз летавший в дальний космос, прекрасно в этом разбираюсь. Я со своей командой был в разных передрягах, где без оружия и взрывчатых веществ нам было просто не выжить. И то, что случилось с баней, совсем не похоже на обычный взрыв.

– А на что же это похоже?

Завадский покачал головой, затем внезапно застыл, о чем-то думая. Когда он вновь взглянул на полицейского, в его взгляде уже не было растерянности.

– Я вот сейчас подумал… Это, конечно, всего лишь версия, но другого объяснения просто нет. Сам взрыв был очень похож на аннигиляцию. Надеюсь, вам не нужно объяснять, что это такое? Я все же напомню – это когда вещество соприкасается с антивеществом. А в бане был нагреватель – такой, знаете, суперсовременный, на позитронной батарее. И если вдруг из батареи произошла утечка позитронов, то все дальнейшее становится понятным.

Борис Беркутов задумался. В физике он разбирался плохо, но версия Завадского ему не понравилась. Как и любой гражданин, он знал, что позитронные батареи обладают высшей степенью защиты (высшей!), и просто так вызвать взрыв никак не могут.

В последние годы позитронные батареи стремительно завоевывали рынок. Долговечность их работы поражала. Они были последним, что в снабженном ими приборе могло выйти из строя. Об абсолютной безопасности «позитронок» реклама твердила с утра до вечера.

У «позитронок» было только два недостатка – довольно крупные размеры, не позволявшие использовать их для мелкой техники, и… почти фантастическая стоимость. В народе их называли «батарейками для богатых», но производители божились, что скоро техника на позитронных батареях станет доступной всем и каждому.

Борис Беркутов пока еще не был счастливым обладателем хотя бы одного устройства на позитронной батарее. Наличие подобного прибора у Ивана Завадского его почему-то слегка расстроило. Не сказать, чтобы он завидовал… Хотя зачем себя обманывать? Легкая зависть была, и это стоило признать. Как говорил ему когда-то отец, в признании проблемы сила, а не слабость.

Борис Беркутов, живший от зарплаты до зарплаты в небольшой квартире, имевший неработающую жену и дочь-студентку, запросы которой с каждым годом раза в два превышали прошлогодние, искренне завидовал подозреваемому, который мог легко себе позволить дорогущий нагреватель для бани. Но, даже завидуя, Борис оставался профессионалом.

Пару минут он обдумывал версию Завадского, машинально почесывая поредевшую макушку, затем строго произнес.

– Оставайтесь на месте и ничего нигде не трогайте. Мы с напарницей прямо сейчас выезжаем к вам.

Голограмма полицейского исчезла. Завадский остался один в просторной гостиной. Закрыв лицо руками, он сидел в кресле и старался ни о чем не думать. И даже сам не сразу заметил, что уже минут десять выдувает из легких какой-то печальный звук. Ту самую мелодию из «Рассвета на Сатупне», которую с утра напевал Михаил.

Сегодня в нашем доме все изменилось. А началось с того, что за окном внезапно что-то полыхнуло и тут же очень сильно загремело. Затем в дом ворвался взволнованный папа совсем без одежды и с опаленными бровями и сразу же схватился за видон.

Если кто-то еще не в курсе, то видон – это такая штука для разговоров с людьми, которых на самом деле в доме нет. Насчет того, что их нет в доме, я не так уж уверен. Они же внезапно возникают среди комнаты, произносят разные слова, ходят взад-вперед, жестикулируют, вот только дотронуться до них никак нельзя. Я как-то пытался дотронуться до папиного собеседника и потрогал… пустоту. И долго после этого был в шоке – ну как такое возможно, а? Теперь-то, конечно, привык…

Нажал папа кнопку на видоне, и в комнате возникла красивая девушка. С девушкой было что-то не так, и я, кажется, понял что. То, что девушка на самом деле пустота – это понятно, но и пустота, поверьте, бывает разная.

В людях, что приходят к нам через видон, я всегда улавливаю чувства – они радуются, злятся, боятся, сочувствуют, негодуют. В девушке, возникшей в нашей комнате, абсолютно никаких чувств не было. Только красивая внешность и мелодичный голос. Я мысленно назвал ее «пустышкой». С нею папа говорил резко и недолго. И правильно, о чем с пустышкой-то разговаривать?!