Марина Сарычева - Последний полет к Пси Октанта

Боль в ноге постепенно стихала. Михаил расслабленно улыбнулся.

– И кто из них питается мелкой живностью? – спросил он. – Этот что ли?

Рыжкин кивнул в сторону кресла, на спинке которого сидела крылатая тварь ярко-синего цвета размером с большую суповую тарелку. Тварь была похожа на зубастую сову, вот только вместо перьев у нее была шерсть, а крылья были не как у птицы, скорее, как у летучей мыши. Конечностей у твари было восемь. Две пары конечностей служили растяжкой для крыльев, еще две пары располагались ближе к центру туловища и заканчивались пальчиками с коготками.

– Верно, – отозвался Иван. – На Таоне Антей был мелким хищником, вроде наших сов, а здесь я его перевел на собачий корм. И так он этот корм уплетает, что только успевай подсыпать. Но имеет свои предпочтения! Он любит со вкусом трески или свинины, а со вкусом говядины ест неохотно.

Михаил опустил штанину. Боль в ранках уже утихла, к вечеру и сами ранки затянутся.

– Какой привередливый зубокрыл! – усмехнулся он. – Или крылозуб? Вот черт, забыл, как называется эта «птичка».

– «Птичка» называется зубокрыл, но, думаю, это не окончательно, – отметил Завадский. – На Таоне, как и на соседних планетах, названия всех видов предварительные, до научной систематики пока далеко.

– Почему же – далеко? – не согласился Рыжкин. – Полеты к Пси Октанта теперь регулярны, а значит, и научная систематика не за горами.

Иван вернул лечебный спрей на место и тщательно вымыл руки.

– Вот только цель полетов уже другая, отнюдь не изучение местной фауны! – с горечью произнес он.

Рыжкин понимающе усмехнулся

– Естественно! – изрек он без намека на осуждение. – Нормальные люди деньги делают! А ты на что надеешься, Ваня? Что все вдруг станут идеалистами? Не станут, ох, не станут! И мы с тобой не за «спасибо» летали, не за «спасибо» здоровье гробили. Теперь, слава богу, не бедствуем, на турассу и лекарства заработали. Впрочем, лекарства нам вряд ли помогут. Кто часто летал в дальний космос, тот долго не живет – максимум восемьдесят лет при средней продолжительности в сто двадцать. Так что готовься умереть молодым!

Внезапно возле двери раздался шум. Уползший из кухни Канат теперь пытался вернуться назад, но вход ему преграждала ощетинившаяся Чухендра. Канат отчаянно бил хвостом, но приблизиться к Чухендре не решался – ее стоящая дыбом шерсть могла легко проткнуть кожу. Переливчатым глазом он косил на Ивана, очевидно ожидая помощи и защиты.

Чертыхнувшись, Иван схватил короткую палку с метелкой на конце и осторожно вытолкал Чухендру за дверь. Довольный Канат вновь разлегся посреди кухни.

Отложив палку, Завадский обернулся к Михаилу.

– Да ладно тебе кликушествовать! – сказал он. – Медицина идет вперед семимильными шагами. Быть может, и мы с тобой дотянем до ста двадцати…

Михаил откинулся в кресле и достал из кармана сигареты с электронным фильтром. На пачке был изображен цветок – венерианский вьюн, известный своим тонизирующим эффектом. Одну сигарету Рыжкин закурил, вторую взглядом предложил Ивану, но тот отрицательно мотнул головой.

– Даже не знаю, хочу ли я прожить сто двадцать, – задумчиво произнес Рыжкин. – Не наскучит ли мне такая жизнь? Дальний космос мне больше не светит, нынешняя работа не слишком радует. Вот ты, Ваня, преподаешь в институте дальнего космоса, лекции студентам читаешь… Тебе это интересно?

Вернувшись за стол, Иван достал свои сигареты. В отличие от сигарет приятеля, они содержали запрещенный в стране табак, но некоторым категориям граждан, включая нынешних и бывших астронавтов, государство делало поблажки.

– Конечно же, интересно, – ответил он Рыжкину, но сам же счел свой ответ неубедительным и добавил с бо́льшим энтузиазмом:

– Мне это очень интересно!

Рыжкин взглянул на друга сначала удивленно, потом во взгляде появилось что-то вроде сожаления.

– Завидую, – вдохнув фильтрованный дымок венерианского вьюна, произнес он. – Моя работа вроде бы не хуже твоей… Инструктор в училище астронавигации – бесспорно уважаемый человек! Но я тебе кое в чем признаюсь, Вань… Моя работа мне не слишком интересна – не мой масштаб!

– А чем бы ты хотел заняться, Миша? – озабоченно спросил Завадский.

– Пока не знаю, но чем-то более ярким, более значительным, может быть, даже запредельным! Я сейчас как раз над этим думаю.

Завадский, сделав быструю затяжку, отложил сигарету в сторону. Струйка табачного дыма потянулась вверх. Ярко-синий Антей сердито кашлянул и вылетел из комнаты.

– Что, не любишь табак? – бросил ему вслед хозяин дома, затем повернулся к гостю.

– Пожалуй, я брошу курить. Сам не знаю, для чего я это делаю. Даже Антей, и тот против, а про Ольгу я вообще молчу.

– Так ты переходи на травяные с электронным фильтром. Тут сейчас такой широкий выбор: и тонизирующие, и успокаивающие, и от давления, и от мигрени, и даже сахароснижающие. Одна сплошная польза, к тому же чистые легкие. Так что ты подумай над этим!

– Баловство это все, забава для женщин и юнцов, – отмахнулся Завадский. – Не хочу я курить травяные, уж лучше просто брошу.

– Правильно, не стоит быть как все, – неожиданно одобрил Рыжкин. – У нас с тобой особый путь. Они еще о нас узнают, мы с тобой еще такое замутим…

– Ты часом не бредишь? Да что такое мы можем замутить? – озадаченно спросил Иван и получил в ответ самую загадочную из всех загадочных улыбок Рыжкина.

Насладившись эффектом, Михаил произнес:

– Ты обо всем узнаешь в свое время. Потерпи, осталось недолго. А сейчас давай еще выпьем!

Было непонятно, почему он здесь совсем один. Ведь когда-то у него была большая семья: несколько десятков взрослых и множество малышей. Он и сам тогда был малышом: сидел за спиной у взрослого и слушал его бесконечные рассказы о жизни берлунов и богов.

Вставало и садилось белое солнце, его сменяли две серебристые луны, потом вновь вставало солнце, и так бессчетное множество раз. Розовели залитые утренним солнцем серые скалы, а в свете лун они приобретали нежный серебристый оттенок. Где-то далеко, в туманной дымке, блистали заснеженные вершины.

Огромное каменистое плато, по которому бродили малыш и взрослый, излучало приятное тепло. Поверхность плато испещряли многочисленные трещины, в которых струились быстрые прохладные ручьи и небольшие речушки. Иногда взрослый останавливался возле речушки, наклонял верхнюю часть туловища вниз, запускал все четыре свободные лапы в воду и доставал оттуда разных трепыхающихся существ, которых отправлял прямо в рот. Для малыша он тоже доставал пищу из речушки, но то были какие-то мелкие копошащиеся червячки, удивительно сочные и вкусные. Насытившись, они опять бродили по окруженному скалами плато, и малыш снова слушал удивительные рассказы взрослого.