Эллина Наумова - Три ошибки полковника Измайлова, или Роковое бордо. Полина и Измайлов

Поскольку Саша с Валей не стремились к тому, чтобы искры их костра долетали до облаков, у них доставало сил вскипятить на своем ровном газовом огне чайник для друзей, а то и приготовить обильный праздничный обед. Попросту говоря, они безотказно помогали попавшим в переплет человекам. Таково основное свойство радости – не переваривается, но излучается вовне и возвращается вновь.

Все это я выпалила Вику на одном дыхании, готовя утренний кофе. Полковник не перебивал, но к моменту упоминания круговорота радости в природе очевидно пал духом и забормотал:

– Так, про газ, чайник, обеды я понял. Стоишь у плиты, ассоциации кухонные.

– Ага, командир, мои заботы бабьи, – обиделась я, потому что противопоставление пламени костра и газа мне самой очень понравилось, и, по-моему, идеально передавало суть взаимоотношений Вали и Саши.

– Зачем ты мне все это рассказываешь? – продолжил раздражаться Измайлов.

– Для общего развития.

– Мы прекрасно осведомлены обо всех родственниках Косаревых и их бизнесе. Должен заметить, что у тебя о нем романтические представления.

– Тогда хоть про любовь подумай, – вздохнула я. – А то у нас с тобой ни костер, ни газ, а какой-то самостийный степной пожар получается.

– Про любовь с твоего позволения чуть позже. Поленька, давай без философии, по существу. Враги у них были?

– Как же без философии, если люди неимоверно подлы, Вик? Знаешь, есть выражение: «Слишком хороший человек». Это про ребят. Одни в таких увлеченно выискивают изъяны, другие искушают, третьи, получается, уничтожают. Но открыто с Косаревыми никто не враждовал.

– Я бы тоже не отважился, – разочарованно буркнул полковник. – И тебе не посоветовал бы. Хотя мои советы для тебя мало что значат.

– Зануда ты, Вик. Они нашему знакомому, то есть его умиравшему ребенку, оплатили две операции в Германии. Спасли. Однокласснику, когда он судился с родственниками из-за квартиры, нашли за свои деньги толкового адвоката. Тот раскопал в Вологде какую-то справку, и парень с семьей не остался на улице.

– За гонорар от Косарева адвокату справку было проще купить.

– Перестань. В любом случае Саша с Валей не заставляли его это делать. И все понимали, случись что, Косаревы – последняя надежда. Ну, а тайная ненависть на то и тайная, чтобы о ней знал только ненавистник.

– Ладно, друзья особо близкие, доверенные лица?

– Это ты к тому, что кто-то должен был притащиться с ними ночью, подсыпать в бокалы снотворное, дождаться, пока уснут, то есть не чужой человек? Тут я тебя разочарую. Не было у них особо близких и доверенных. Всегда существовала грань, которую они никому не давали перейти. Это часто бывает с тем, кто слишком занят друг другом, слишком связан родственными узами, слишком загружен работой. А тут – все вместе сразу. Пожалуй, Лиля Сурина и Аня Минина дружили с Валей, а Егор Бадацкий с Сашей. В наиболее соответствующем значению слова дружить смысле.

– Видишь, пошло дело. Родственники в качестве душеприказчицы назвали нам некую Ольгу Суховей.

– Нет, она замещала Валю в Центре, нареканий не вызывала. Не то. Скорее, соратница, чем подруга.

– Теперь я тебя разочарую, детка, – сказал Измайлов тоном, каким зачитывают приказы о премировании сотрудников. – Никто с Косаревыми ночью не притаскивался. У нас есть свидетели, которые видели, как они вернулись домой. Служитель гаража клянется, что люди приехали вдвоем в хорошем настроении. Охранник в холле подъезда подтверждает это. А сосед по лестничной площадке возвращался с собакой, поздоровался, сразу пожелал спокойной ночи. Они как раз отпирали дверь, и с ними чужих не было.

Измайлов посмотрел на часы. Если бы я не заторопилась, успела бы подумать, стоит ли открывать рот. Хотя при моей склонности сначала делать, потом говорить и уж после думать, результат скорее всего был бы тем же. В общем, я ляпнула:

– Значит, кто-то ждал их внутри. Или явился немного позже. Между прочим, ключи есть у домработницы Илоны. Бадацкий обретался у них два месяца, когда возвратился из Америки. Продал в Москве все, думал, приживется в Нью-Йорке, но не сумел. Пока квартиру купил, пока отремонтировал. Наверняка пользовался ключами, мог сделать слепки на память.

– Сосед, когда выгуливал собаку, смотрел на окна. Свет у Косаревых не горел. Если бы они кого-то у себя оставили…

– Может тот, кого оставили, спать лег?

– Поленька, достаточно. Я проникся. Они человеколюбивые, отзывчивые, добрые. Но все-таки не об обитателях панельной двушки с толпой беспробудно пьянствующих родственников речь.

Я понуро кивнула. Гость, которого пустили на ночлег, вряд ли отправился бы на боковую, не дождавшись хозяев. А они возвратились домой еще до полуночи. Вариант, при котором некто проник в квартиру и, не включая света, сюрпризом их поджидал, тоже никуда не годился. Оставался поздний визитер. О чем я и сообщила Вику.

– Да, там охраннику позвонили и сказали, что жена рожает. Сменщика он по телефону не нашел, на свой страх и риск бросил пост на пару часов. Оказалось, с беременной женой все в порядке. Кто-то то ли жестоко пошутил, то ли отомстил нервотрепкой, то ли выманил из подъезда. Спасибо за завтрак. Особая благодарность за то, что, вернувшись в разум, поведала о друзьях и домработнице. Доступ к ключам – это интересно. Я побежал.

Измайлов поднялся, чмокнул меня в нос и ринулся к выходу.

– Вик, все же проверьте, не светились ли окна Косаревых, когда их не было дома. До выгула соседской псины, – твердо потребовала я.

Полковник обернулся и нежно сказал:

– Делать нам больше нече…

Тут его качественно перекосило, и он по слогам произнес:

– Про-ве-рим. Не смей лезть в это де-ло. Доб-ром пре-ду-преж-даю.

– Удачи, милый, – проворковала я. – Не полезу, не бойся. Как ты верно подметил, я вернулась в разум. Это преступление мне не раскрыть. А вам, как говорится, помогай Бог. Остальные будут только мешать.

– Почему? – озадачился Измайлов, стоя в прихожей – одна нога в тапочке, другая в ботинке.

– Скандал чую, – честно сказала я.

– Убийство – это всегда скандал, – назидательно бросил полковник.

И совершил первую свою ошибку. Потому что скандал скандалу рознь. В тот, который подразумевал Вик, нельзя было ввязываться. В том, который предрекала я, необходимо было увлеченно участвовать. Истина нередко спрятана внутри скандала. И, если не отвлекаться на себя – как я их всех раскусила – ее можно отыскать.

Мы с Измайловым соседи. Он обитает один в двухкомнатной квартире на втором этаже. Я с шестилетним сыном Севой в двухкомнатной же на третьем. Весь январь Севка принадлежит своему богатому отцу. И август тоже. Мы с мужем расстались по моей инициативе, но по-человечески. Он убежден – «жены бывшими не бывают». Что тогда говорить о единственном пока сыне. Отец его деятельно воспитывает и фанатично развлекает. Происходит это своеобразно. Январь и август Севка проводит за границей, чтобы впитать максимум приятных впечатлений в нежном возрасте. Естественно, бывший благоверный не в состоянии выкроить на отдых с ним больше недели. Утверждает, что если не делать деньги непрерывно, скоро их не хватит на бензин добраться до дачи. Поэтому наше чадо путешествует с моей мамой, у которой зять тоже никогда не перейдет в разряд бывших. Не из-за презренного металла – мама всегда умела вдохновить папу на достойное содержание семьи. Просто они дружат. Мама искренне ценит удачливых и умных. Умные и удачливые благоволят тем, кто их искренне ценит. Это – надводная часть айсберга, а что в пучинной – неведомо. Скорее всего заговор о воссоединении нас с эксом. И я, как трагический «Титаник», сталкиваюсь с этой глыбой и разбиваюсь, сталкиваюсь и разбиваюсь.