Себастьян Жапризо - Купе смертников

Ровно в 11 часов 48 минут, когда Таркен успел только закурить сигарету, сидя в своем кресле, словно боксер, которого измотали ударами, когда Грацци все еще надеялся, что это ошибка, или простое совпадение, или шутка Парди, или еще что-нибудь в этом роде, в кабинет вошел Алуайо, а следом за ним со своей вечной головоломкой в руках появился и Габер.

— Она раскололась. Простите, шеф, но я только успел поднять руку, чтобы дать ей оплеуху. Клянусь вам, я ее не ударил.

Таркен никак не мог понять, о ком он говорит.

— Гароди, you see (понимаете — англ.), — объяснил Алуайо. — Ее не было в поезде.

— Что?!

— Не было. Билет-то она взяла, но не воспользовалась им. Она села в поезд, который отходил в полдень. Грязная история, эта дамочка та еще штучка. Ее муж в пятницу вкалывал. А в полдень отходил еще один поезд. И вот вместо того, чтобы уехать вечерним поездом, она села в этот дневной. В Париже она встретилась с одним типом, своим дружком, он тоже электронщик. У меня есть его адрес. Она провела с ним ночь в гостинице на улице Гей-Люссака, он там живет. В субботу утром он отвез ее на вокзал. Она купила перронный билет. И вышла вместе с пассажирами, приехавшими из Марселя, свеженькая как огурчик, и расцеловалась со свекровью, ожидавшей ее на вокзале.

Молчание, каким было встречено сообщение о его небольшой победе, смутило Алуайо. Он решил, что ему следует продолжить, и договорил уже без прежнего энтузиазма:

— Она, понимаете, не могла сказать, что ее не было в поезде. Она говорит, что все это слишком глупо, что жизнь ее загублена. Она говорит, что я не знаю ее свекрови. Она плачет…

— Да заткнешься ты наконец? Это произнес Грацци, он стоял рядом с шефом, не смея взглянуть на блокнот, который все еще держал в руках, не смея засунуть его в карман, не смея каким-нибудь неловким движением привлечь внимание к своему злополучному блокноту.

Шеф поднялся с погасшим окурком во рту, положил ладонь на руку Грацци, потом дважды дружески похлопал его по плечу, сказал: ладно, сейчас он состряпает отчет, и нечего ему, Грацци, портить себе кровь, не получилось так не получилось. Но этому негодяю от них не уйти, рано или поздно они его наверняка поймают.

— А сейчас надо постараться какое-то время не попадаться начальству на глаза. Мы это дело не закрываем. Но сейчас надо сидеть тихо. В этом деле у нас имелись и жертва, и убийца, и свидетели. Теперь не осталось ни свидетелей, ни убийцы. Ну, а поскольку жертвы не говорят, я последую их примеру, ребята, и ухожу.

У дверей, натягивая пальто, он сказал:

— Вернусь в два часа, тогда соединим все, что у нас осталось, сделаем, что сможем.

А в это время стоявший на пороге полицейский упорно пытался привлечь к себе внимание Грацци. Но безуспешно: тот смотрел на шефа, а шеф никогда ни на кого не смотрел.

— Мсье Грацциано, — сказал наконец полицейский, — в приемной находится молодая особа, ее фамилия Бомба. Она хочет поговорить лично с вами и ни с кем другим.

Грацци слышал лишь шефа, который заявил, что раз этой дурехи не было в купе, значит, ее полку занимал кто-то другой, поскольку место-то было занято. Разве это не логично?

Грацци машинально отстранил полицейского, который дотронулся до его руки, отстранил Габера, дернувшего его за рукав (что это с Габером?) и спрятал ставший теперь ненужным блокнот во внутренний карман пиджака.

Он смотрел на шефа, на его лоснящееся лицо, живот беременной женщины, маленькие ускользающие глаза. И думал: почему сегодня я испытываю к нему меньше антипатии, чем обычно? И даже готов поверить, что он относится ко мне по-дружески? И машинально ответил полицейскому:

— Хорошо, хорошо, я иду, сейчас я приму ее.

— Грацци? Это Жуи. Тебя вызывает Марсель.

— Кто там еще?

— Какой-то всезнайка.

— Займись им сам. Сейчас я занят, у меня эта девчушка.

— Но он желает говорить только с тобой.

— А я повторяю, займись им сам. Ясно?

— Жорж? Это Жуи. Что говорит этот парень, в Марселе?

— Он чертыхается, это слышно лучше всего. Мне кажется, это совсем молодой паренек. Говорит, что должен закончить разговор, у него больше нет денег. Хочет, чтобы Грацци сам позвонил ему. Он будет ждать в том кафе, в Марселе. Говорит, что Грацци поймет.

— Соедини его со мной.

— Он уже повесил трубку.

— Жуи? Говорит Грацци. Что там было в Марселе?

— Только что? Какой-то парень. Он хочет, чтобы ты позвонил ему в кафе. Говорит, что ты поймешь в какое.

— Он сказал свое имя?

— Если бы я с утра стал записывать имена всех детективов-любителей, то исписал бы уже несколько шариковых ручек.

— Когда он звонил?

— Минут десять-пятнадцать назад.

— Я в кабинете шефа вместе с этой девчушкой. Позвони в кафе и соедини его со мной. Пока я буду с ним говорить, позвони в марсельскую префектуру, чтобы его не упустили, когда он повесит трубку. Затем найди Парди, пусть он поскорее привезет сюда шефа.

— Это так важно?

— Делай, что я тебе говорю, ясно?

— Вы Даниель?

— Да. Вы меня хорошо слышите?

— Что вы делаете в Марселе?

— Это очень долго объяснять. Где Бэмби?

— Кто?

— Бенжамина Бомба. Я знаю, где вы можете ее найти.

— Вот как? Я тоже, представьте себе. Какого черта вы делаете в этом кафе?

— Вы знаете, где она?

— Она здесь.

— Она с вами?

— Она со мной. Не кричите так. Что вы делаете в этом кафе?

— Это очень долго объяснять.

— Я никуда не тороплюсь; дуралей! И за разговор платим мы! Я думал, вы уже вернулись домой, в Ниццу.

— Вы знаете, кто я?

— Знаю, ведь я не глухой. А тут я целых три четверти часа только и слышу рассказы о ваших глупостях.

— Как она себя чувствует?

— Прекрасно! Сидит напротив меня, по другую сторону стола, обхватила голову руками и обливает слезами бумаги комиссара. С ней уже ничего не может случиться! Я куда больше беспокоюсь теперь за вас, дуралей! Черт побери, скажете вы мне наконец, что вы делаете в Марселе?

— Всему виной забастовка.

— Какая забастовка?

— На железной дороге.

— Какой сегодня день недели?

— Среда. А почему вы спрашиваете?

— Это я не вас спросил! И не кричите так громко! Ладно, значит, забастовка на железной дороге. А теперь, будьте так любезны, спокойно расскажите, что вы делаете в Марселе. Только не кричите.

— Я не кричу. Я не могу выехать из Марселя из-за забастовки.

— Поезд, которым вы выехали вчера вечером, прибыл в Ниццу более пяти часов назад. Вы что, за дурака меня принимаете?

— Дело в том, что я приехал в Марсель другим поездом. Я сперва вышел в Дижоне.

— Почему?

— Вы все равно не поймете.

— Черт побери, будете вы наконец отвечать на мои вопросы? Вот тогда и увидите, понимаю я или нет. Вы хотели пересесть на поезд, идущий в Париж?