Мишель Гельдлин - Ветер умирает в полдень

Лицо Джесса светлеет. Он даже слегка улыбается и сразу молодеет лет на десять. Но тут же снова мрачнеет и продолжает рассказывать о сыне.

ДЖЕСС. Дэвида все интересовало, он загорался по любому поводу. И за что бы он ни брался, он влезал в это капитально. Обычно человек приходит вечером домой и до утра забывает о работе. А Дэвид – нет. Стоило ему получить место, он раздобывал все возможные книги по новой работе, встречался с более опытными людьми. Выкладывался полностью. Через несколько дней ему казалось, что он уже все знает. Учиться больше нечему. Дэвид начинал скучать, и как только прослышит о другом месте, тут же кидался туда очертя голову.

ЛИНДА (строго). Я называю это слабоволием.

ДЖЕСС (продолжает). Мы советовали ему обратиться к психиатру. Бесполезно. Дэвид никогда и никому не открывал, что у него на душе. Наш друг священник сказал: психиатр не смог бы ему помочь.

АДРИАН. Дэвид и вам никогда не доверялся?

ДЖЕСС. Даже нам.

ЛИНДА. Он стыдился рассказывать даже о самых пустяковых проблемах.

АДРИАН. При этом он производил впечатление веселого, откровенного человека, который любил жизнь, легко сходился с людьми. Ведь так?

Джесс не отвечает.

ЛИНДА. Возможно.

Снова молчание.

ДЖЕСС (решительно). Вот как все происходило. К примеру, поступает он работать на большую стройку. Ему бы начать с самого низу, а он сразу устраивается бригадиром. Использует свою внешность, обаяние – он это умел. Его принимают. И Дэвид, который в жизни не забил ни одного гвоздя, берется руководить огромной стройкой. В первый день он туда идет, присматривается, а вечером, дома забрасывает меня вопросами – я был одно время строителем. Читает всю ночь, а наутро принимается учить рабочих, как им строить. Сами подумайте, рабочих, которые осваивали это ремесло, когда его еще на свете не было. Но он выезжал на теории. В конечном счете, вопрос был только в том, что случится раньше – надоест ли ему, как обычно, работа или его выгонят. Не прошло и двух недель, как Дэвид допустил ошибку и его уволили. Он вернулся домой потрясенный, он был уязвлен: почему его в очередной раз не оценили по заслугам? Страшно сказать: он знал все, не зная ничего.

ЛИНДА. Да, он пускал пыль в глаза, из кожи вон лез, чтобы казаться лучше, чем был на самом деле. Дэвид влюблял в себя всех, кто с ним общался. Для него не было чужих; он садился рядом с незнакомым человеком и разговаривал с ним, как со старым другом.

Долгое молчание. Адриан взволнован тем, как естественно и мужественно Уоррены открывают ему семейные тайны. Солнце за окном уже заходит, пламенея сквозь покачивающиеся ветви сосен. Журналист устал. Но он выясняет еще кое-какие подробности и даты.

ДЖЕСС. Знаете, как Кристина узнала о смерти Дэвида? Ей позвонил помощник шерифа. Да, позвонил и сказал: "Сожалею, миссис, но ваш муж покончил с собой". В тот же день она получила письмо Дэвида. Такое длинное, вдохновенное. Знаете, это было любовное, а вовсе не прощальное письмо.

ЛИНДА (горячо). А ведь до этого Дэвид никогда не писал домой, только звонил. С чего это вдруг ему вздумалось написать это письмо?

АДРИАН. Может, он давал понять, что ему нужна помощь?

ЛИНДА. Мы много молились о том, чтобы Дэвид обратился к нам за поддержкой, ведь он так нуждался в ней. Но это должно было исходить от него.

АДРИАН. Вы мормоны?

УОРРЕНЫ (хором). Нет, католики.

Адриан вспоминает о том, что сказала старуха Кэти, Кэти-Пионерка из мотеля "Литл Америка". Как и многие другие, она винила себя за то, что не смогла помешать этой драме. Она видела Дэвида в воскресенье накануне его последней поездки в Солт-Лейк-Сити, незадолго до его смерти. Он, как и она, выходил из церкви.

АДРИАН. Для католика самоубийство.

ДЖЕСС (прерывает его). Это очень загадочная смерть. Может, на него напало внезапное помешательство?

Он по-стариковски горбится, медленно выговаривает слова.

У Линды красные глаза. Она говорит:

– Его жизнь была как… дуновение ветра. По щеке ее катится слеза. Линда не вытирает ее. Адриан предпочел бы находиться сейчас не здесь, а за тысячу миль отсюда. Линда встает, находит в книжном шкафу Библию в кожаном переплете, открывает ее и торопливо продолжает:

– В то воскресение 4 февраля, после смерти Дэвида, священник зачитал нам фразу из Книги Иова:

"Вспомни, что жизнь моя дуновение, что око мое не возвратится видеть доброе".

В самолете, который уносит Адриана в Рок-Ривер, журналисту вдруг приходит в голову, что, пожалуй, никто в мире не знает о гибели Дэвида Уоррена больше, чем он. Но и он знает далеко не все.

Вместе с полицейскими он изучил обстоятельства его смерти. С помощью обитателей Красной пустыни воссоздал повседневную жизнь Дэвида. Родители Уоррена приоткрыли ему прошлое своего сына.

Адриан сотни раз прокручивал в уме последние одиннадцать часов жизни Дэвида.

Несмотря на религиозность, Уоррены не сомневаются в том, что их сын – самоубийца. В разговоре с ними Адриан не стал упоминать другие версии: все равно нет доказательств. Дэвид для него уже не просто "частный случай" или "нераскрытое дело". Перед лицом неотвратимой смерти факты утрачивают свой смысл. И ни в чем нельзя быть уверенным.

Адриану удалось на шаг приблизиться к случайному незнакомцу, к человеку – обычному и в то же время неповторимому. Ему хотелось пережить вместе с ним его одиночество.

Он взглядывает на солнце.

Суббота, 3 февраля

В первозданной пустыне – полдень. Уставший ветер угасает.

Мотор смолк: кончилось горючее. Музыка, доносившаяся из радиоприемника, стихает. Как последняя молитва, как надежда.

Тормозит чья-то машина. Неужели Дэвид дождался, наконец, помощи? Но кто это угрожает ему? Кто сверлит его взглядом сквозь окно машины, а затем уезжает прочь? Этот человек, как две капли воды, похож на шахтера Хаски Джонса, который грозился прикончить Дэвида. Машина почти скрывается из виду. Где-то у самого горизонта показывается другая. Но Дэвиду уже все равно, он застыл в своем безразличии.

Он дошел до самого конца, в глазах темно. Сейчас Дэвид напишет прощальную записку. Выхода нет, бесконечная пустыня смыкается над ним, вбирая в себя его жизнь.

Ручка выпадает из левой руки, пальцы нащупывают холодную сталь пистолета 22 калибра. Дэвид взвешивает его в руке, не может решиться, вздрагивает. Сердце громко стучит.

На голове – голубая шапочка, которую давным-давно, словно в другой жизни, связала мать. Дэвид опускает ее на глаза. Теперь он ослеп, как животное, попавшее на бойню. На пороге смерти ему чудится, что рядом с ним кто-то есть. В стальном гробу на 81-й миле автострады разыгрывается трагедия. И кто знает, побывал ли здесь Хаски Джонс со своим кольтом 45 калибра или нет? Кто он? Участник, свидетель случившегося или призрак, что померещился Дэвиду сквозь запотевшее стекло? Но что это? Дверца машины приоткрывается? Рука с пистолетом тянется вверх. Чья это рука? Никто и никогда этого не узнает.