Анна и Сергей Литвиновы - В Питер вернутся не все

Солнце поднялось уже довольно высоко, понемногу стало прогревать затуманенные стекла, с них стремительно испарялась роса. Даже в герметично запечатанный, стучащий по рельсам вагон доносилось многоголосное пение птиц. Свежая листва трепетала.

Дима глянул на часы: еще только пять утра. «Как много красоты я пропускаю, — с сожалением подумал он, — оттого что даже летом просыпаюсь в девять, а то и в десять. Пусть, когда рано встаешь, не высыпаешься — зато день тянется долго-долго, и чувства все обострены…»

Впрочем, предаться рефлексиям журналисту не удалось. Прямо на его пути в коридоре оказалась Марьяна — его случайная ночная любовница. Пройди он молча, девушка бы оскорбилась, и потому Полуянов приостановился.

— Ты решил, — промурлыкала старлетка, — сам расследовать убийство Вадима Дмитриевича?

— Кто тебе сказал?

— Да все говорят.

Марьянина рука словно невзначай поправила Диме воротничок ковбойки, заботливо стряхнула с плеч невидимые пылинки.

— Ну, раз все говорят, — улыбнулся журналист, — значит, решил.

— Хочешь написать сенсационный репортаж?

— Не без того.

— А меня в нем упомянешь? — кокетливо протянула девушка.

— Посмотрим.

— Разве я не заслужила? — Игривость так и рвалась из нее: казалось, Марьяна вся, целиком, состоит из пикантности и двусмысленности.

— Ага, заслужила. Особенно тем, что свои трусы мне в карман засунула.

— Какие трусы? — невинно хлопая глазками, вылупилась на него девушка.

— Ладно, брось свои актерские штучки. Очень смешно получилось. Пять баллов.

— Тебе, правда, понравилось? — хихикнула девица. Она тут же сменила линию защиты и от полной несознанки мгновенно перепрыгнула к: «это была такая шутка!»

— Мне-то понравилось. А если б их моя жена нашла?

— А ты жена-ат? — разочарованно протянула юная леди.

— Женат, — соврал Дима. Хотя не так уж и соврал: они с Надюхой живут как супруги уже пару лет, только вот расписаться руки не доходят.

— А что ж ты, раз не свободен, — промурлыкала Марьяна, — совращаешь посторонних девушек?

— Еще неизвестно, кто из нас кого совратил.

Была в актрисульке тягучая, через край переливающаяся сексуальность, которая мешала Диме просто спутницу послать. И пройти мимо.

— Како-ой ты подлец! — кокетливо-театрально прошептала девушка и ударила Полуянова кулачком в плечо. — Как ты смеешь говорить такое о даме!

— Ладно, кончай ломать комедию.

— А если она мне нравится? — проворковала актрисулька, на секунду прижимаясь к журналисту всем телом и тут же отстраняясь. — И ты мне тоже очень-очень нравишься?

И Дима — вот ведь слабая мужская сущность! — вновь повелся на нее. А ведь еще пять минут назад он пребывал в твердой решимости оставить ночной эпизод с Марьяной без какого бы то ни было продолжения, навсегда развязаться с ней и забыть о случайной и грешной встрече. Но стоило упругим прелестям актриски коснуться его тела — и он сразу опять возгорелся, организм его пришел в полную боевую готовность возобновить отношения, причем немедленно.

— И почему, — вольным, по-прежнему кокетливым тоном продолжила артистка, — ты всех в поезде допрашиваешь, а меня нет? Я что, как жена Цезаря, вне подозрений?

Девушка подалась вперед, и в разрезе ее халатика стали видны ее пусть невеликие, но красивые груди. И все недавние мысли о благоразумии и расставании с Марьяной немедленно выскочили из головы Дмитрия.

— Я и тебя готов допросить. С особым пристрастием, — молвил Полуянов, пожирая девушку глазами.

— О, у нас с тобою, — прошептала актриска, — получится, я тебя уверяю, интересный допрос.

От откровенных речей, взглядов и прикосновений кровь бросилась журналисту в голову. Захотелось наплевать на расследование, схватить девушку за руку и затащить в купе. Ну что ж он за идиот…

Собеседница словно учуяла его состояние и, в истинно женском стиле — то приближая, то отдаляя, — отрезвляюще, ледяным тоном молвила:

— Только не сейчас! Не в вагоне же с трупом! — А потом добавила мягко: — Подожди, вот вернемся в Москву…

— Хорошо… — смирил дыхание журналист и отодвинулся от девушки. — Но я все равно задам тебе один вопрос, прямо сейчас.

— Ну, если хочешь, — дернула плечиком будущая звезда.

— Я на самом деле давно хотел тебя спросить про одну вещь…

В питерской гостинице номер люкс главного режиссера располагался на том же этаже и в том же коридоре, что и полуяновская комната. Впрочем, по соседству находились номера и других важных киноперсон: почти всех тех, кто ехал теперь в первом вагоне. (Правда, Николу Кряжина главный режиссер поселил в Питере подальше от Волочковской — опасался, видимо, конкуренции).

И вот однажды Полуянов в одиночестве возвращался в свой номер уже засветло — дело шло к четырем утра. Назавтра у него не было съемок, и журналист ходил любоваться зрелищем, знакомым ему с детства, но никогда не надоедавшим: разводкой мостов и восходом летнего солнца. Между прочим, он тогда и Марьяну на романтическую прогулку приглашал (приятно все-таки пройтись по Невскому с красоткой) — однако девушка отказалась, банально сославшись на усталость.

Итак, журналист вернулся в гостиницу по почти пустынным улицам, разбудил швейцара, тот отпер дверь. Дима поднялся по лестнице на свой сонный и пустынный этаж и сделал было пару шагов по коридору, как вдруг услышал легкий шум. Главным образом, чтобы оградить самого себя от язвительных пересудов в группе: где, мол, журналист шлялся белой ночью? — Дима отпрянул и сделал пару шагов назад, спрятавшись за колонной. Позиция получилась идеальной для дальнейшего подслушивания-подглядывания: Полуянову был виден весь коридор, в то время как его самого разглядеть казалось проблематично.

И вот он увидел, как раскрывается дверь режиссерского номера и оттуда выскальзывает… Марьяна, собственной персоной. Дима, хоть и видел девушку издалека, ошибиться не мог: ее походка, волосы, ножки… Одетая в легкомысленный халатик (тот самый, в котором она щеголяла сейчас в поезде) и шлепки на босу ногу, звездочка прошествовала по коридору. Подошла к своему номеру, слегка нервно огляделась по сторонам, не видит ли ее кто (вот тут-то журналист и лицо ее отчетливо рассмотрел) и наконец вошла к себе.

Тогда ночному пребыванию самой молодой участницы киногруппы в номере режиссера Дима не придал особого значения. К тому времени журналисту уже внятна стала и любвеобильность Прокопенко, и весьма вольные нравы, царившие на съемках. Что ж: значит, режиссеру оказалось мало одной Волочковской — и он, вдобавок, Марьяну соблазнил…

Но сейчас, три недели спустя, в поезде, после того, как Вадима Дмитриевича убили, а сама Марьяна вдруг стала полуяновской любовницей и намекала на продолжение близких с репортером отношений, тот ночной эпизод потребовал объяснения.