Андрей Воронин - Последний самурай

— Самый малый вперед, — буркнул Кривоносов в переговорную трубу и повернулся к рулевому:

— Так держать. Я сейчас вернусь.

Капитан-лейтенант вышел из рубки, и стало слышно, как он торопливо сбегает вниз по железному трапу. Где-то внизу лязгнула стальная дверь. Иларион распустил «молнию» гидрокостюма, который снова натянул на себя перед тем, как подняться сюда, выудил из кармана сигареты и закурил. Он едва успел выкурить сигарету до половины, как Кривоносов снова появился на мостике.

В руках у капитан-лейтенанта был поясной ремень, с которого свисали ножны, а под мышкой он держал какой-то сверток.

— Держи, — сказал он, протягивая пояс Илариону. — Пригодится.

Забродов вынул из ножен нож и благодарно похлопал Кривоносова по плечу. Это была классическая финка, отлично сбалансированная и острая как бритва.

Оказалось, впрочем, что это еще не все. Капитан-лейтенант, подозрительно покосившись на рулевого, повернулся к нему спиной и развернул свой сверток. В свертке оказалась непривычного вида кобура, из которой Кривоносов осторожно извлек странный пистолет с длинным тонким стволом, массивным спусковым крючком и непривычно большой предохранительной скобой, рассчитанной, судя по всему, на то, чтобы под нее легко пролез палец в перчатке.

— Ба! — сказал Иларион. — Что я вижу! Да это ж СПП!

— Да тише ты, — прошипел Кривоносов, снова покосившись на рулевого. Чего ты орешь? СПП, да. Сконструирован для стрельбы под водой, но и на берегу слона завалит в лучшем виде. Бьет стрелами, стрел в магазине четыре штуки…

— Да знаю я, знаю, — перебил его Забродов. — В свое время все разведки мира за этой штукой кипятком писали. Умеем, когда хотим. Скажи лучше, где ты его спер Выражение легкого разочарования, которое появилось было на лице Кривоносова, когда он понял, что удивить Забродова лекцией о возможностях чудо-оружия ему не удастся, сменилось хитрой ухмылкой.

— Почему же сразу — спер? — сказал, он. — Купил. Канистру спирта отдал, между прочим. У нас на Итурупе одно время стоял отряд боевых пловцов. Ну знаешь, эти… подводный спецназ, в общем. Вот я там с одним мичманом и снюхался… на основе взаимовыгодного сотрудничества, как теперь говорят. Три года его с собой таскаю, и ни разу он мне не пригодился. Может, хоть ты попользуешься.

— Даже не сомневайся, — сказал Иларион. — Если попользуюсь, то непременно с толком. Не жалко? Могу ведь и не вернуть.

— Для дела — нет, не жалко.

Кривоносов застопорил ход, и сторожевик плавно развернулся боком к каменистому островку, до которого оставалось каких-нибудь полторы сотни метров.

— Ну все, — сказал он, — приехали Отсюда до Хоккайдо при попутном ветре доплюнуть можно. Обогнешь этот остров и, если повезет, увидишь огни на мысу. Там у нашего приятеля Набуки вилла. Хорошо устроился гад — с видом на свои любимые Северные территории. Говорят, у него там настоящий рай — в представлении японца, естественно. Ну а если огней не будет, пойдешь по азимуту. Компасом пользоваться умеешь? Хотя о чем это я…

Он произносил слово «компас», на морской манер, с ударением на последнем слоге, и Забродову это почему-то показалось забавным.

— Посмотрим, — невпопад сказал Иларион, застегнул гидрокостюм и опоясался ремнем, на котором болтались ножны с финкой и кобура с СПП. Рулевой косил на него любопытным глазом, и вид у него был в точности такой же, как давеча у конопатого Краюхина, — торжественный и взъерошенный.

Забродов подхватил чемодан и покинул капитанский мостик. Через минуту он уже сидел в надувной шлюпке. Чемодан лежал перед ним, заметно прогибая своей тяжестью резиновое дно. Отсюда, из лодки, все выглядело совсем не так, как с мостика. Поле зрения сузилось, перспектива изменилась, и каменистый островок прямо по курсу заслонял весь горизонт, представляясь стеной абсолютного мрака, разделившей мир надвое. Тихий океан опасно шевелился под тонким слоем резины, как огромное живое существо.

Кривоносов сверху осветил лодку фонариком. Воспользовавшись этим, Иларион развязал узел на веревке, которой его «плавсредство» было пришвартовано к корме сторожевика. Теперь ему достаточно было разжать пальцы, чтобы обрести полную свободу передвижений.

— Семь футов под килем! — послышался сверху, из-за слепящего светового круга, голос капитан-лейтенанта. — С курса не сбейся, ниндзя. Возьмешь чуть левее — пиши пропало. Это тебе не Клязьма, это океан.

— Фонарь убери, — проворчал в ответ Забродов, — глаза слепит.

Свет погас. Иларион поморгал глазами, заново привыкая к темноте, отпустил веревку и рванул стартер. Лодочный мотор ожил, вспенив за кормой воду, и Забродов едва успел вовремя повернуть руль, чтобы не протаранить сторожевик. Он уже очень давно не управлял моторкой и, оказывается, успел основательно подзабыть, как это делается.

— Тушканчик сухопутный! — перекрикивая шум мотора, прокомментировал это событие Кривоносов.

Иларион не ответил. «Тоже мне, морской волк, — подумал он, ведя моторку на безопасном расстоянии от ощетинившейся острыми обломками скал береговой линии. — Знал бы ты, что у меня в чемодане, так небось поседел бы за три секунды, когда я на таран пошел. А так, конечно, можно и повеселиться…»

Островок наконец остался за кормой. Серебряная монетка луны, больше не заслоненная черными скалами, засияла у Илариона над головой, бросая блики на поверхность моря, а впереди, над самой водой замигали острые белые огоньки. Они напоминали крупные звезды, но Иларион знал, что огни горят в усадьбе господина Набуки. Это было очень кстати, потому что только теперь, оказавшись посреди океана на утлой надувной лодчонке, Забродов до конца осознал, что такое океан. Стоило ему чуть-чуть отклониться в сторону, и он в лучшем случае пристал бы к берегу Хоккайдо за много километров от цели, где был бы, вне всякого сомнения, арестован японской береговой охраной. В худшем же случае неверный курс мог увести его в открытый океан — без пресной воды, без пищи и почти без надежды на спасение. Любая, даже самая непредвиденная и сложная ситуация, которая могла приключиться с ним на суше, была Илариону Забродову нипочем, но вот морским волком он себя никогда не считал и, выступая в этом новом для себя амплуа, испытывал довольно неприятное чувство, похожее на обыкновенный испуг.

Впрочем, по мере того как огни на далеком берегу росли и становились ярче, он приходил в себя. Вскоре при свете луны Иларион мог различить крутые береговые утесы, почти отвесно вздымавшиеся из моря, и едва заметную полоску белой пены у их подножия. Спустя еще пару минут электрические звезды, по которым он сверял курс, исчезли, скрытые краем обрыва, и Забродов понял, что близок к цели Он проверил пояс с оружием, закрепил руль, без нужды подтянул повыше застежку гидрокостюма и, крепко ухватившись за веревочный леер, пропущенный сквозь расположенные вдоль бортов лодки кольца, перевалился через борт. Если берег охранялся — а Иларион готов был биться об заклад, что так оно и есть, — то шум лодочного мотора не мог не привлечь внимание охраны.