Ирина Волк - Искушение Модильяни

Витька позвонил сегодня рано утром, застал за бритьем в ванной. И сразу в карьер: «Привет, Вовчик! Никак, не узнал? Витя это Рындин, не помнишь, что ли – третья колонка, через парту от тебя! Ну, меня еще в пионеры принимать не хотели, вспомнил? Я к тому, что повидаться надо, у меня тут столько всего нагрузилось!» Сообразив, наконец, кто звонит, Воронцов хотел ответить, что и у него за два десятилетия набралась куча новостей, но промолчал.

– Здоров!

Дружеский толчок в плечо едва не скинул Воронцова на ковер. Он чуть не ответил автоматическим апперкотом между ребер, но оценил комизм своего прокола. Улыбающегося в шестьдесят шесть зубов амбала он увидел еще на эскалаторе и даже засек как рыжего. Но узнать в нем Витьку Рындина было просто невозможно – щуплый полутораметровый пацаненок вымахал под двушку и разросся поперек себя вширь.

– Ну, рассказывай… Нет, подожди! – Витька размашистым жестом подозвал официантку и, будто не глядя, ткнул в несколько строчек меню, – всего по паре, красавица!..

Вот теперь давай! Так что, Вовчик? Пиркентоном стал, говорят?

Воронцов еще не успел ни слова сказать в ответ, но чувствовал, как забирает энергетическая волна, хлещущая через стол. Он уже правда был рад, что встретился с Витьком. Рыжий оболтус в самом деле был чем-то вроде солнечной натуры.

– Да какой Пинкертон… – отмахнулся было Владимир.

– Нет уж, не прибедняйся. – Рындин уже не кричал и не хохотал, просто широко улыбался и поблескивал дружелюбным взглядом. – Точно знаю, ты офицер органов МВД. Мы с тобой чуть коллегами не стали, но я, знаешь, вольные хлеба больше казенных люблю. Если отщелкнуть эту разницу – так мы коллеги и есть.

Любопытно, мысленно хмыкнул Воронцов. Он собрался спросить, но Витьку не приходилось задавать вопросов – просто подходи и включай диктофон.

– Просек уже, небось, Мегрэ с первой парты? Чего я спрашиваю, зря, правда? Ты же умный. Точняк, я замначальника секьюрити, а вот где, не скажу. Очень серьезное место, сеть автосалонов, о таком лучше помалкивать, кто протечет, три дня не проживет! Ну, за встречу! – Рындин снова громко засмеялся, неожиданно вскочил и начал перехватывать тарелки и бокалы с подноса подошедшей официантки.

Воронцову вдруг стало неудобно. Хорошо, что народу мало, подумал он. Классный парень Витя, но напрягает как-то. И снова пронзила холодная мысль, от которой весь день хотелось отделаться: не бывает так. Не повидаться с одноклассником вдруг захотелось Рындину, да еще – утром звонок, вечером встреча, и ни дня нельзя подождать. Хотя беспроблемно обходились друг без друга почти двадцать лет.

Деньги ему вряд ли нужны. Что же тогда? Скорей бы перешел к теме.

– Слушай, ты хоть сек тогда поляну, как я тебя ненавидел? – заглатывая враз полпорции ризотто, погружался Витек в детские воспоминания.

– Нет, – ответил внезапно заинтересовавшийся Владимир, решивший, что Витя начинает подбираться к главному. – За что?

– Еще спрашивает! Ну ты наглый! За Аньку, конечно! А то ты на нее не поглядывал? Скажи еще, не ты ей в девятом на Восьмое марта кулончик в портфель подбросил!

Анной звали их одноклассницу, отвязную дочку всенародно любимого киноактера, которая по какой-то немыслимой прихоти судьбы или просто по недосмотру оказалась ученицей обычной московской школы. Вове Воронцову эта бледнокожая высокая девушка с непонятной прической была совершенно безразлична и восьмирублевый кулон 8 марта 1988 года он подарил совсем другой девочке, причем открыто, без всяких подбросов. Встреча с недругом детства доставала все сильнее. И Владимир не выдержал.

– Витя, как у тебя вообще жизнь-то идет?

Рындин резко замолчал. Медленно потянул виски. Снова улыбнулся, но теперь с прищуром, новым для этой встречи:

– Вообще было неплохо. Пока не возникли наши общие знакомые.

– Наконец-то, Витя. – Воронцов готов был признать, что высказался не очень тактично, но не пожалел об этом. – А конкретнее?

– А конкретнее не надо. Кто – не так важно. Важнее – что. Ты чего мне с меню-то не помогаешь?

– Ладно, это пропустим. Ну, и чем тебя так напрягли таинственные общие знакомые?

– Видишь ли, Вовчик… Мне, как тебе, по штату положено шоркаться в чужих делах…

– Шоркаться, Витек – это тебе. Мне положено другое.

– Ладно, другое так другое. Суть вровняк та же. Так вот, я сам в этом разрезе круть большая, поэтому мне не по кайфам, когда приходит туз откуда-то слева и вываливает без нулевки, кто я есть, с кем я в школе учился и кто теперь мой одноклассник. Понимаешь меня?

– Считай, что пока нет.

– Тогда продолжаю. Вдруг чужой туз…

– Какого цвета?

– Что – какого цвета?..– первый раз стушевался Рындин, и Воронцов с безжалостной ясностью понял, насколько нелегок Витьку этот разговор, насколько вымучена вся его наигранная наглость.

– Туз – какого цвета? Масти какой?

– Черной [17],– хмуро уточнил Рындин и поскорей заговорил снова: – И вот, с никакого бодуна ставит задачу: найди, поговори, предложи.

– Если с никакого, ты мог и отказаться. Или уж очень повидаться захотелось? – усмехнулся Владимир.

– Н-ну… Как бы тебе объяснить…

– Не трудись, Витя. Без объяснений ясно, что не деньги ты «черному» должен. Если бы деньги – легко бы от него отделался, правда? Ладно, давай не тянуть.

Рындин снова расплылся в почти детской, дружелюбно-наивной улыбке.

– Тебя хотят попросить тормознуться с одной из твоих тем.

– Будьте любезны счет, – сказал Воронцов проходящей официантке. Затем повернулся к Витьку: – О чем речь?

– Банк «Аргент».

Владимир выжидательно молчал. Ободренный этим Рындин заговорил, время от времени перебивая сам себя.

– Понимаешь, я тут по нолям не при делах. Вообще не знаю, что за лабуда с этим банком, зачем он тузу, при чем здесь ты. Так понимаю, что ты ведешь это дело. А он просит, чтобы ты его… ну, закрыл, короче. И, если по чесноку сказать, я не стал бы тебя грузить, если бы не ценник, который туз для тебя обозначил. Не поверишь, я охренел, как услышал, чуть со стула не упал…

– Я не упаду, можешь повторить.

– Пол-лимона. Зелень. Я не вру.

Рындин виновато посмотрел на Владимира и, случайно взглянув в глаза, тут же отвел взгляд. Витя истолковал паузу по-своему. Быстро нагнувшись к брошенному под стол пакету, он положил на скатерть перетянутую скотчем бело-голубую картонную коробку из-под утюга.

– Здесь половина, Вова. Вторая будет после того, как дело уйдет в архив и ты покажешь подтверждение.

– Откуда такие слова знаешь, Витя?

Воронцов опять усмехнулся. Эх, простота, а еще крути нагоняешь. «В архив… Сдача… Подтверждение…» В каком они веке живут? Явно в конце двадцатого, задержались лет на десять. Можно подумать, что материалы возбужденного дела можно запросто бросить в корзину – следствие закончено, забудьте. Владимир посмотрел счет, бросил на коробку с четвертью миллиона долларов три тысячных купюры в рублях. Вспомнил неподдельную радость первых минут встречи и с жалостью посмотрел на Витю. Сволочи они все-таки, подумал он и сразу обругал себя за банальность мысли.