Александра Маринина - Благие намерения

Он все-таки собрался с силами, вылез из-под одеяла и начал одеваться. Потом присел на край дивана, потянулся к Лизе, поцеловал ее спутанные волосы.

– Не хочется уходить.

– Надо, – она шутливо погрозила ему пальцем. – Если хочешь, чтобы следующее партсобрание состоялось, с предыдущего следует возвращаться вовремя. Зачем будить лишние подозрения?

Он кивнул, молча соглашаясь, но в то же время червячок ревности снова зашевелился: очень уж она предусмотрительна, и это выдает в ней не столько ум, сколько опыт бывалой любовницы женатых мужчин. Но какое все это имеет значение, если сейчас она с ним, с Родиславом, и если он жить не может без того ошеломляющего, оглушительного восторга, который охватывает его рядом с ней! Такого никогда не бывало ни с Любой, ни с другими женщинами.

Домой он возвращался на такси, так получалось куда быстрее, чем тащиться в троллейбусе до метро, потом ехать на метро с двумя пересадками, потом ждать на остановке автобус, который будет ехать до нужной улицы добрых полчаса. Чем ближе Родислав подъезжал к дому, тем острее начинал чувствовать голод: обедал он в два часа, у Лизы только кофе выпил – ни на что другое времени уже не хватало, а теперь десятый час. Он с удовольствием думал о том, как войдет в чистую просторную квартиру, вдохнет знакомые вкусные запахи Любиной стряпни, снимет форму, переоденется в спортивный костюм, вымоет руки и сядет за стол. И будет разговаривать с Любой, как привык разговаривать с ней все четырнадцать лет совместной жизни, будет рассказывать ей о работе, о коллегах, о том, какой документ он сегодня подготовил и удостоился похвалы начальника отдела, о циркулирующих по академии слухах о грядущих кадровых перемещениях в руководстве министерства, в результате которых Николай Дмитриевич Головин, скорее всего, станет заместителем министра. И конечно, придется рассказать о том партсобрании, на котором он так задержался. Родислав уже примерно представлял, чему оно было посвящено и почему оказалось таким длинным. Врать он не любил, и это проклятое партсобрание, вернее предстоящая ложь о нем, было единственным, что омрачало его возвращение домой.

Дети еще не спали, пятилетняя Леля немедленно забралась к отцу на колени и стала требовать, чтобы он послушал, как она сегодня в детском саду поссорилась с девочкой, которая во время прогулки сорвала на газоне цветочек мать-и-мачехи, понюхала и бросила.

– Цветочек лежал и плакал, ему было больно, – в глазах у Лели стояли слезы, – я даже слышала, как он кричал и звал на помощь, а Маринка пошла дальше и даже не оглянулась. Я ей сказала, что она плохая и злая, потому что обидела цветочек, а она меня стукнула и еще воспитательнице нажаловалась, как будто я ее обзываю. Папа, правда же, цветочки обижать нельзя?

– Правда, принцесса, правда, – с растроганной улыбкой сказал Родислав, целуя ее мокрые глазки, – цветочки обижать нельзя, и вообще никого нельзя обижать, ни зверей, ни растения, ни людей. Ты была совершенно права. Воспитательница тебя наказала?

– Нет, она просто сказала, чтобы я не обзывалась.

– А ты ей сказала, что Марина тебя стукнула?

– Нет, – потупилась Леля.

– Почему? Надо было сказать.

– Я не сказала, – повторила девочка. – Пусть она меня стукнула. Мне за цветочек было обидно. Мне его было так жа-а-алко! – И она снова разрыдалась.

Люба подхватила дочурку на руки, бросив на Родислава укоризненный взгляд, мол, не смог повести разговор так, чтобы ребенок не возвращался к грустной теме.

– Лелечка, цветочку уже не больно, у него быстро все прошло, честное слово. Ведь когда Марина тебя стукнула, тебе же не было больно, правда? Ты даже воспитательнице не сказала об этом и сразу же забыла. Так и у цветочка, у него поболело несколько минуток и прошло. Сейчас он уже здоровенький и веселенький.

– Честное слово? – с надеждой спросила девочка.

– Честное-пречестное. Иди умывайся, чисти зубки и ложись, я буду папу ужином кормить.

Из своей комнаты выглянул тринадцатилетний Коля.

– Привет, пап. А что у вас за шум? Почему ребенок плачет?

– Она уже не плачет, – поспешно ответила Люба, – она уже идет умываться и ложиться спать, да, Лелечка?

– Нет! Я с папой хочу!

– Лелечка, папа только что пришел с работы, – серьезным и каким-то взрослым голосом сказал Коля, – он очень устал, ему надо покушать и отдохнуть. Давай, моя сладкая мышка, пойдем вместе умываться, я тебе помогу, а потом я тебе книжку почитаю, хочешь?

– Хочу!

Леля радостно, забыв про слезы, схватила брата за руку и отправилась в ванную.

– Что у Кольки в школе? – спросил Родислав, приступая к трапезе за красиво накрытым столом. – Что-то он сегодня больно положительный. Опять пару схватил?

– Тройку в четверти и за год, – улыбнулась Люба, наливая из супницы в глубокую тарелку рассольник. – Теперь подлизывается. Ну что с ним сделаешь?! На него совершенно невозможно сердиться. Знает, паршивец, что сказать, как сказать, когда сказать, чтобы его снова все любили. Он добрый мальчишка и по большому счету хороший, только учиться ленится, хотя и способный.

– Это да, – согласился Родислав. – Вкуснотища! Нигде и никогда не ел таких рассольников, как у тебя. А что на второе?

– Голубцы, ты же сам вчера просил. А к чаю пирог с ягодами, твой любимый. Или тебе кофе сделать? Кстати, я сегодня банку растворимого урвала в магазине, возьми завтра на работу.

– Да ну? – удивился он. – Такой дефицит! Тебе повезло.

– В последнее время его стало легче купить, кофе же подорожал в два раза, забыл? И шоколадные конфеты тоже.

Конечно, насчет кофе Родислав забыл, вернее, ему не с чего было помнить, он в магазин уже давно не ходил: все хозяйственные заботы с самого начала их совместной жизни лежали на Любе. А вот про конфеты помнил, потому что регулярно покупал их для Лизы, и обратил внимание, что действительно, ассортимент того, что можно было найти на прилавках, стал побогаче.

– Давай кофейку, – решил он.

– А спать? Ведь не уснешь.

– Усну. И потом, еще рано, а мне столько нужно тебе рассказать.

Он с аппетитом уминал голубцы со сметаной, вдыхая запах кофе, который Люба сначала молола в ручной мельнице, потом заваривала каким-то особенно хитрым способом, отчего напиток получался необыкновенно ароматным и вкусным. Нигде – ни в ресторанах, ни в гостях – ему не доводилось пробовать кофе вкуснее.

– Вы с мамой решили, когда мы детей вывозим на дачу? – спросил Родислав.

– Послезавтра, в субботу. Жалко, что моя мама не может папу оставить одного, если бы она поехала на дачу вместе Кларой Степановной, было бы легче, – посетовала Люба. – Тамара права, папу очень избаловали и мама, и Бабаня.

– Кстати, – оживился Родислав, – Николай Дмитриевич тебе не говорил, что его ждет повышение?