Николай Оганесов - Играем в «Спринт»

Призрачный, видимый лишь одному ему, он выходил, припадая на левую ногу, из комнаты, почесывая поросшую седым волосом грудь, и ухмылялся. Совсем как в тот последний вечер. «Ничего, потолкуем. Вот попьем чайку и потолкуем…»

Мимо двигались люди, следователь отдавал какие-то распоряжения, а он застыл у проема, соединявшего коридор с комнатой, и не мог оторвать глаз от этажерки со старомодными слониками, безделушками, от круглого, покрытого пестрой клеенкой стола, рядом с которым стоял обтянутый коричневой кожей диван. Оставаясь невидимым для присутствовавших, Волонтир сидел на потертом диванном валике и скалился, обнажая свой желтые от табака зубы. Это до такой степени было похоже и на сон и на явь одновременно, что на миг поверил в живого Волонтира и даже услышал его знакомый испитой голос. «Мальчишка, щенок, — прозвучало в ушах. — Я тебя насквозь вижу, все твои куриные потроха. Вздумаешь обмануть — подохнешь. С того света достану…»

Следователь тронул его за рукав телогрейки:

— Красильников, вы меня слышите?

— Да-да… — Он перевел дух.

Рожденный воображением призрак пропал. На диване сидел молоденький лейтенант в милицейской форме и заполнял бланк протокола.

Неизвестно, что было хуже — плод его фантазии или действительность, во всяком случае, Игорь постарался сосредоточиться на происходящем, и ненадолго ему это удалось.

— Мы приступаем, — сказал Скаргин. — Красильников, покажите, пожалуйста, где располагались вы и где находился Волонтир в ночь с восемнадцатого на девятнадцатое января.

— Я? — Он неуверенно подошел к столу. — Я весь вечер просидел тут, на стуле. Волонтир — напротив, на диване. — Разрываясь между желанием не вспоминать подробности и необходимостью отвечать на вопросы, он указал на центр стола: — Здесь стояла закуска, бутылки, стаканы.

— С вашего места были видны часы. — Следователь остановился у этажерки. — Вы смотрели на них?

— Нет. У меня были свои, наручные.

— Уточните, в котором часу вы пришли к Георгию Васильевичу.

— В половине девятого.

«Да, это было в половине девятого», — подумал Игорь. Врать не было никакого смысла: тесть видел их с Жорой в подъезде, а сразу после его ухода, забежав домой за бутылкой, он, как и обещал, пошел к соседу.

— И больше временем не интересовались?

— Нет.

— На свои часы тоже не смотрели?

— Не смотрел.

Хотелось отвечать легко, непринужденно, а получилось сухо и скованно: продолжала давить обстановка, слова застревали в горле. Особенно избегал он смотреть в сторону дивана — излюбленного места Волонтира.

— Что пили? — продолжал следователь.

— Сначала мою «Пшеничную», потом Жора вытащил из холодильника «Экстру».

— На холодильнике отпечатки ваших пальцев.

— Да, извините, «Экстру» доставал я.

— Пили одинаково, поровну?

Игорь вспомнил, как, пользуясь любой возможностью, подливал водку в стакан Волонтира, подливал до тех пор, пока у того глаза на лоб не полезли.

— Поровну, — сказал он.

— О чем беседовали?

— Я же говорил — о разном.

— Точнее не можете сказать?

— Не могу.

— Присядьте на свое место. — Следователь подвинул ему т о т с а м ы й стул.

Подчиняясь чужой воле, он, как сомнамбула, присел, и сразу же произошло то, чего больше всего боялся: снова «увидел» Волонтира. Продолжением кошмарного сна промелькнула его зеленая байковая рубашка, его смазанное движением лицо с насупленными, черными как смоль бровями. Разом всплыло все, что исподволь наслаивалось в течение нескольких последних лет, всплыли полузабытые детали, некогда составлявшие нечто целое, значимое, но со временем выпавшие из памяти как мелкие и ненужные, потому что все разговоры, встречи были только прелюдией к главному — о б щ е й ц е л и, а она появилась не сразу, лишь на второй год знакомства.

С чего же все-таки началось?

А началось со странной просьбы.

Волонтир подстерег после работы, зазвал к себе, угостил вином и сказал, что давно к нему присматривается.

— Ну и что? — Привыкший у себя в ателье к конкретным просьбам заказчиков, Игорь не склонен был затягивать разговор без необходимости. — Надо чего?

В том, что у соседа просьба, не сомневался — иначе зачем дармовое вино?

Волонтир усмехнулся:

— Торопишься, парень…

Но тут же перешел к делу. Он хочет поменяться квартирами с их соседкой Ниной Ивановной, но она будто бы против, хотя условия выгодные: он предлагает сделать у себя капитальный ремонт и даже доплатить ей небольшую сумму — так, в виде компенсации.

— Какая же компенсация? — удивился Игорь. — У нее и площадь поменьше, и сторона несолнечная.

— Неважно. Мне больше нравится ее квартира, — отрубил Георгий Васильевич.

Игорь почуял: дело нечистое, но вникать не стал — своих дел по горло — и, чтобы отвязаться, отработать дармовое угощение, пообещал при встрече перемолвиться с соседкой, походатайствовать. На том и порешили.

Случай вскоре представился, однако Щетинникова — болезненная, еле передвигавшаяся старушка — наотрез отказалась: «Переезд — все равно что пожар, да еще в моем возрасте. Нет-нет, умру здесь, тут привычней». Игорь не особенно настаивал, не был заинтересован: Щетинникова как соседка его вполне устраивала — тихая, спокойная, неделями не выходила из своей комнаты, одним словом, божий одуванчик. Передал результат разговора Волонтиру. Тот расстроился и попросил повторить предложение. Игорь согласился, но на этот раз ничего делать не стал.

Настойчивость Жоры — они перешли на «ты» после нескольких совместных попоек — укрепила Игоря в мыслях о нечистой сделке. Он был совсем не прочь проникнуть в настоящие планы своего нового дружка и даже предпринимал что-то в этом направлении, расспрашивал, но Жора, или, как он его иногда называл, Джордж, не поддавался. «Ну и черт с тобой», — отступился тогда Игорь. Он был занят сколачиванием своей первой тысячи, которую тайком, от жены собирал из «левых» рублевок и трешек, и чужие секреты интересовали его постольку поскольку.

Со временем как-то само собой между ними стало считаться, что у Волонтира есть свой хитрый интерес в обмене, какая-то своя выгода. Сам он на эту тему не распространялся, но Игорю говорить не мешал, ему вроде даже нравилось слушать его треп о Щетинниковой.

Так повелось, что раз, а то и два в неделю они посиживали в волонтировской мазанке, ни о чем особенно не говоря, но и не скучая. Игоря устраивало новое, вскоре перешедшее в привязанность знакомство, тем более — и это немаловажно — что в большинстве случаев спиртным угощал сосед.

Привычка рождает доверие. Постепенно — на это ушли месяцы — Игорь многое рассказал о себе, и Волонтир, в свою очередь, стал откровеннее. Но прошло еще много времени, прежде чем Игорь понял все до конца. А пока «Джордж» сначала скупо и урывками, потом все подробнее говорил о своей жизни, о том, как в двадцатых годах его раскулаченные родители навсегда сгинули, уехав куда-то в Сибирь, как жили они со старшим братом на окраине, как собирались у них вечерами какие-то подозрительные типы, пили самогонку, играли в карты, делили барахло, а в сороковом брат устроился работать дворником, и они перебрались во флигель, откуда год спустя Дмитрия призвали в армию…